Дурная кровь - Даха Тараторина (2020)

— Это уже много, — тихо сказала она. — Я чуть не умерла сегодня, и теперь понимаю, насколько.

Наёмник хотел удовлетворённо кивнуть «то-то же», но почему-то не стал. Почему-то подумалось, что он ведь тоже мог выжить. Один, без колдуньи. Вот только… стоило бы оно того?

— Спасибо, что спас меня, — дурная ехидно хихикнула. — Я знала, что нравлюсь тебе!

— Нет, — отрезал наёмник.

— Ну я же тебе нравлюсь!

— Нет, — устало повторил Верд.

— Я всё-таки тебе нравлюсь…

— Нет! — охотник едва сдержался, чтобы снова не заставить дурную замолчать, но на ум упорно приходил лишь один способ это сделать.

— Знаешь, Верд, — колдунья горестно вздохнула, — иногда мне кажется, что я тебе не нравлюсь, — и тут же, задорно обнимая его, добавила: — Но это быстро проходит!

Глава 12. Кто к нам с зубами придёт, тот по зубам и получит!

Лишенный женской ласки наёмник знать не знал, что иной раз лечение сродни пыткам. Особенно его злило то, что и Санни и дурная колдунья уже следующее утро встретили как новенькие, а он слёг. И всякий раз, как пытался доказать, что готов вскочить в седло и вообще жаждет приключений, начинал надрывно хрипло кашлять, чудом не оставляя лёгкие на полу.

Рута натирала его ароматными, пробивающими заложенный нос мазями, царапая спину и грудь шелушащимися от старости ладонями.

— Чаго морщис-с-ся? — сварливо пеняла она. — Не морщись мне тут! Твоё дело маленькое: лежи болей, постанывай изредка, чтоб жалеть не забывали.

— Ну дайте я его полечу, — клянчила колдунья, но получала только привередливое цыкание.

— Кабы я всяким колдунствам доверяла, отправила бы к местной дурной! До неё чуть боле дня пути, добрались бы. Вот та баба не чета тебе, мелкой. Крепкая, рукастая! Живо бы мужика твого на ноги поставила…

— Ну так и я могу!

— Цыц, мелочь! Одни беды от вас, дурных! Ещё накликаешь нечисти какой! Бабушка на свете пожила, бабушка скорее управится!

Верд довольно крякнул, проминаясь под удивительно сильными руками. Он втайне наслаждался и строгой заботливостью старухи, и беспокойством Таллы, по-кошачьи приходившей греть ему бока, и виноватым сопением Сантория.

— Кто ж знал, что он так здоровьем слаб? Видать совсем умаяла походная доля. Стоило Верда первым откачивать, — жаловался служитель лесничихе, думая, что лишь помогает, а на деле сам отскребая потемневший от времени стол.

— Это чтоб он тебя тут же и перешиб? Увидел бы, что мелкая тогось, придушил бы на месте, как птенчика мого!

Птенчиком Рута звала наглого плешивого петуха с бандитской рожей. Птенчик был откормлен и неуклюж, а размерами наводил на мысль, что мама-курица по молодости загуляла со шваргом. Придушить такую зверюгу не рискнул бы и матёрый наёмник, поэтому Санни, оценив порванный в драке (как минимум с волками!) алый гребешок, отодвинулся по скамье подальше.

— Куда встал?! Ну-ка марш в тепло, остолоп! — боевая старушонка замахнулась на охотника предварительно облизанной деревянной ложкой, и тот стыдливо вжал голову в плечи.

— Да я до задка… — принялся оправдываться Верд.

— Ведро в сенях! Смеркается уже, неча по улице шастать!

— Да что я, дитё малое? — возмутился мужчина, на всякий случай не повышая голос: ложку-то Рута покамест не отложила.

— А вот как цапнет какая дрянь ядовитая за зад, там и посмотрим дитё ли! — отчеканила лесничиха, непреклонно заступая дорогу. — Туточки у нас такое водится, что реветь станешь, аки малец!

— Вся дрянь в такой холод спит! — разозлился наёмник, прикидывая, насколько безопасно (и для Руты, и для себя самого) приподнять старушку и отставить с пути. — И тебе бы не мешало, — добавил он в сторону.

— Ась? — приложила она черенок к уху. — Не слышу? Чаго вякнул, малец? Прикажу — до утра у меня терпеть станешь!

— Ага, кабы это от меня зависело…

— Пшёл в постель, сказала!