Книга Дины - Хербьёрг Вассму (2007)

Распогодилось. О ветре напоминал лишь слабый шорох, который доносился в открытое окно кухни. Стояла синяя, пряная августовская ночь.

Фома тщательно размешивал в чашке сахар.

ГЛАВА 11

Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность…

Книга Песни Песней Соломона, 8:6

При ночном освещении Жуковский выглядел лучше, чем при свете лампы. Дина без стеснения разглядывала его. Они шли по хрустящему песку, смешанному с ракушками. Он — в одной рубашке и жилете. Она — в красной шелковой шали, накинутой на плечи.

— Вы родились не в Норвегии?

— Нет.

Молчание.

— Вам не хочется говорить о вашей родине?

— Не в этом дело. Это долгая история. У меня две родины и два языка. Русский и норвежский. — Он как будто смутился. — Моя мать была норвежка, — объяснил он почти с вызовом.

— Что вы делаете, когда не путешествуете?

— Пою и танцую.

— На это можно прожить?

— Некоторое время.

— Откуда вы приехали?

— Из Петербурга.

— Это очень большой город, правда?

— Очень большой и очень красивый, — ответил он и начал рассказывать о соборах и площадях Петербурга.

— Почему вы так много ездите? — спросила Дина через некоторое время.

— Почему? Нравится, наверное… А кроме того, я ищу.

— Чего же вы ищете?

— Того же, что и все.

— И что же это?

— Правда.

— Правда? Какая правда?

Он удивленно, чуть ли не презрительно поглядел на нее:

— А вы никогда не ищете правды?

— Нет, — коротко ответила она.

— Как же можно жить без правды?

Дина немного отстала. Между ними тут же возник Иаков. Он был доволен.

— Для правды еще придет время, — тихо сказал Жуковский. Потом решительно взял Дину под локоть и вытеснил Иакова из времени и пространства.

Они шли мимо обгоревшего хлева. Внутри громко мычали коровы. Но вообще было тихо. Их встречал запах сгоревшего сена и дерева.

Через белую калитку они вошли в сад. Дина хотела показать Жуковскому беседку, которая была как бы вплетена в зелень сада. Белая, украшенная изящной резьбой. Восьмиугольный домик с головами дракона на каждом углу. Беседка хорошо сохранилась. Хотя зима и унесла несколько цветных стекол.

Жуковскому пришлось наклониться, когда он входил в дверь. Дина засмеялась. Ей тоже приходилось наклоняться.

Внутри царил сумрак. Они сели рядом. Он расспрашивал ее о Рейнснесе. Она отвечала. Тела их были совсем близко друг от друга. Его руки лежали на коленях. Неподвижно. Как спящие животные.

Жуковский держался достаточно учтиво. Иаков следил за каждым его движением. Словно почувствовав это, Жуковский сказал, что уже поздно.

— Да, день был долгий, — согласилась Дина.

— Это был незабываемый день.

Он встал, наклонился и поцеловал ей руку. Губы у него были горячие и влажные.

На другое утро они стояли в коридоре на втором этаже. У самой лестницы.

Там было темно, пахло сном, мылом, ведрами с нечистотами.

Жуковский последним из приезжих покидал дом. Остальные уже спускались к лодкам.

— Я вернусь еще до начала зимы… — Он вопросительно поглядел на нее.

— Милости просим, — сказала Дина, как сказала бы любому.

— Тогда вы сыграете мне на виолончели?

— Может быть. Я играю почти каждый день. — Она протянула ему руку.

— Но вчера не играли?

— Нет, вчера не играла.

— Не было настроения? Я понимаю, пожар…

— Да, пожар.

— Теперь вам придется делать новую крышу?

— Придется.

— У вас на плечах большая ответственность? Сколько человек работает в Рейнснесе?

— Почему вы об этом спрашиваете? В эту минуту?

Его шрам изогнулся. Улыбка стала явной.

— Тяну время. Все не так просто. Разве вы не видите, что вы мне нравитесь?