Люмпен - Евгений Прядеев (2021)

Если честно, то всё это время в кабинете у шефа мне казалось, что он видит меня насквозь. Периодически Борис Игнатьевич бросал на меня такие пристальные взгляды, что казалось ещё секунда и он начнет разоблачать наше вранье, рассказывая, как же оно всё было на самом деле. Я ждал этого с замиранием сердца, но Веденеев только ругался и озабоченно крутил головой. Его подчиненные заварили очень опасную кашу, и он не только не пресек это безобразие, а наоборот, еще и усугубил ситуацию, арестовав одного из самых влиятельных одаренных в Республике.

Хотя, вот в этом был весь наш Веденеев. Не самый милый и добрый в общении, зато принципиальный и всегда ставящий на первое место дело, а не шкурные интересы. Вот только если он узнает, что мы сейчас нагло врём ему в лицо, то боюсь, что жить после этого нам останется не более часа. И тот пройдет исключительно в изощренных пытках…

Там, в медицинском центре, когда я проморгался и отодрал свое бренное тело от стенки, то оказалось, что никакого взрыва собственно и не было. Ну, по крайней мере, в прямом смысле этого слова. То, чего я испугался, были просто последствия разлетающихся на миллион осколков всяких разных баночек, мензурок и пузырьков, которыми была уставлена лаборатория Павлика. Сам Павлик, также как и его брат, а заодно и Михаил с подручным, лежали без сознания в позах сломанных игрушек кто где придется. А Сечкин… Сечкин, конечно же, ухмылялся. Измотанный, слабый и усталый, он сидел, как-то странно скособочившись в своем кресле, всё такой же голый и привязанный, но, несмотря на это, скалился удовлетворенной улыбкой счастливого человека.

— Рома, — позвал я его слабым голосом. — А тебя за твою улыбку постоянную бить не пробовали?

— Пробовали, — кивнул Сечкин. — Только без толку. Да и что плохого в искреннем проявлении своих чувств? Мы живы, нас больше не пытаются убить, по крайней мере пока. Всё ж хорошо!

Ну вот и как с ним разговаривать? Логика непробиваемая. Я вздохнул и пополз развязывать этого клоуна без образования.

Как оказалось, всё объяснялось достаточно просто. От природы Роме достался Дар управления ветром. После происшествия на площади Совет семей постановил заблокировать его способности, но в качестве милости ему оставили возможность минимальных фокусов и право последнего шанса.

С фокусами всё было достаточно понятно, какие-то слабенькие проявления силы, как например, очистка стола от пыли с помощью маленького смерча. А последний шанс был штукой поинтереснее. В том случае, если мозг Романа считал, что он умирает, то ему давалось три секунды на то, чтобы спасти свою жизнь с помощью всех возможностей врожденного Дара.

Например, замедлить своё падение с большой высоты. Или как сейчас, швырнуть об стену тех, кто покушается на его тушку. Именно на этом «последнем шансе» Сечкин и строил весь свой расчёт, приглашая меня поужинать в ресторане. Интересно, он хоть чуть-чуть испугался, когда понял Павлик планирует убить меня первым? Я на секунду попытался представить, чем могло закончиться наше приключение, и решил отбросить эти не слишком приятные мысли. Победителей, конечно, не судят, но доверять планам Ромы надо в будущем с очень и очень большой оглядкой. Когда есть такое большое количество слабых мест, то где-то обязательно произойдёт сбой. Чуть раньше или чуть позже, это уже не столь важно, главное, что последствия могут стать фатальными.

Правда Сечкин уверял меня, что главной приманкой для Павлика была именно возможность поэкспериментировать на одаренном. Тем более, что Эдик не оставлял надежд, что эксперименты брата сумеют помочь и ему обрести чудесные способности. Чувство ущербности выступало движущей силой многих поступков владельца ресторана, а вечной жизни ждать пока не приходилось. Но факт остается фактом. Он знал о преступлениях своего брата, но не только не пытался помешать им, но ещё и покрывал их.