Рокот - Анна Кондакова (2023)

Она не придала значения кольнувшей грудь тревоге: сейчас во что бы то ни стало нужно найти врача. Да и решение сократить путь через дворы не показалось Марьяне неправильным. Она не думала о безопасности – она спешила. Но когда в пустынном переулке перед Марьяной остановился тот самый джип, а из него выскочил спортивного вида парень в униформе, рассуждать о роковом решении было поздно.

Она поняла сразу: это за ней.

Правда, успела лишь попятиться – больше ничего: ни закричать, ни убежать. Парень подскочил, зажал ей рот ладонью, обвил рукой шею так, что его локоть до боли приподнял ее подбородок, и потащил к машине.

Марьяна запыхтела, замычала и ударила его пяткой по голени, за что тут же поплатилась: он сдавил ее шею так, что она захрипела. Продолжая держать Марьяну в болевом захвате, парень уселся с ней на заднее сиденье. Щелкнула центральная блокировка дверей, и автомобиль медленно поехал по двору.

Впереди сидели двое парней. Марьяна дернулась к двери, но добилась лишь того, что хватка парня стала сильнее и еще болезненнее.

– Не ори, – пробасили ей в ухо. – Не ори, и тебя никто не тронет, поняла? Ты поняла?

Она кивнула (а что ей оставалось?).

– Умница. – Парень медленно убрал с ее рта ладонь, а вот шею продолжал держать, приподнимая локтем подбородок Марьяны.

Она шумно вдохнула носом, но больше не стремилась вырваться.

– Не бойся, Марьяна, все будет хорошо, – промурлыкал ей парень на переднем пассажирском сиденье. Его лицо скрывали широкий подголовник и поднятый воротник плаща, но голос, этот спокойный вежливый голос, был ей знаком. Молодой человек тем временем продолжал: – Наверняка ты в недоумении. Да что там – в испуге. Мне нравится наблюдать людские эмоции, это интересно. Сначала на лице человека появляется беспокойство, непонимание, озадаченность, они сменяются тревогой и страхом, потом – ужасом, а следом – надеждой. После этого обычно наступает очередь покорности и готовности на все ради спасения. Ты согласна с моими наблюдениями?

Марьяна молчала.

Пока впереди сидящий человек произносил речь, она пыталась вспомнить, где слышала этот учтивый и холодный, как заледенелый металл, голос. Оставалась надежда, что все это – недоразумение (глупая бессмысленная надежда).

– Ты никак не можешь вспомнить меня? – Незнакомец наконец повернулся к Марьяне лицом. – А так?

На нее смотрел темноволосый молодой человек, худой и манерный, со спокойными карими глазами. Он казался безобидным, даже доброжелательным, но это для тех, кто не знал, с кем имеет дело.

Его припухший нос закрывал кусок пластыря, на скуле и подбородке алели кровоподтеки. Марьяна догадалась: это следы, оставшиеся после драки с Платовым на реке Степной.

Она сглотнула, смочив слюной пересохшее горло.

В детстве Марьяна редко видела Егора Сенчина, он учился в другой школе и был на год старше, но каждое его появление на межшкольных соревнованиях или олимпиадах всегда производило на нее впечатление.

Егор, умный, аккуратный, вежливый, всегда с мягкой полуулыбкой, пользовался успехом у девушек. На него даже Марьяна засматривалась, но то сердечное затмение длилось недолго. Егор перестал ее интересовать, когда однажды она стала свидетелем его истерики.

Он стоял на школьном дворе и в кровь колотил кулаком о забор, при этом вежливо – до мороза по коже вежливо – разговаривал по телефону с матерью. И что-то жуткое было в этом коктейле из выдержки и ярости, в этой крови на кулаке, в учтивой вежливости и словах: «Конечно, мам», «Как скажешь, мам».

С той же тихой яростью и спокойствием сейчас на Марьяну смотрел повзрослевший Егор Сенчин.

– Узнала меня? – уточнил он и одарил Марьяну своей неподражаемой полуулыбкой, злой и доброй одновременно. – Узнала?

– Да, – хрипнула Марьяна.

Автомобиль остановился в одном из дворов у кирпичной стены трансформаторной подстанции, фары погасли.