Перстень с печаткой - Андраш Беркеши (1986)

— Нет, дорогой Шаломон, — перебил его Калди. — Мы — по крайней мере я — сторонники одной, единой Германии. Но Германии, свободной от фашистов.

Англичанин как-то загадочно ухмыльнулся, неторопливо протянул руку за сигаретой.

— Странно, — заметил он. — Живете вы в стране, где официальная идеология определяется марксистской, материалистической философией, и, несмотря на это, вы — идеалисты. Вероятно, потому, что вы в известном смысле живете в изоляции от остального мира и многое для вас поэтому просто непонятно…

Кальман стряхнул пепел с сигареты.

— А именно? — спросил он.

— Видите ли, дела в Европе ныне складываются так, что очень многие из тех, кто не желает, чтобы на Западе был коммунизм, нуждаются в так называемой милитаристской Германии. Для меня было попросту непостижимо, как, например, французы могли терпеть Шпейделя во главе НАТО, поскольку общеизвестно, какую роль Шпейдель играл в «третьем рейхе». Я вам не надоел, господа?

— Нет, конечно, продолжайте, — запротестовал Калди.

— Потом уже мне эту странную ситуацию объяснил один парижский торговец картинами. Его близкие погибли во время войны, не исключено, что в каком-нибудь из концентрационных лагерей… Так вот этот торговец из Парижа, если можно верить его словам, — член организации ОАС и сотрудничает с определенными реваншистскими западногерманскими кругами, хотя сам он был активным участником Сопротивления. На мой вопрос, почему же он с ними сотрудничает, торговец ответил так: «Близких своих я оплакиваю каждый год, в день поминовения усопших возлагаю на их могилы цветы, но вернуть им жизнь я не в силах. Но зато я могу защитить свое, пусть небольшое, состояние от коммунизма». И так думает и бельгийский король, и голландская королева, и многие сотни тысяч людей. И тогда я понял, почему в Англии, в Бельгии, в Голландии и в других местах размещены подразделения бундесвера.

Томас Шаломон закончил. После его слов воцарилось глубокое молчание.

Кальман поднялся.

— Извините, мне надо идти.

— Если позволите, я пойду с вами, — заметил Шаломон.

Кальман повернулся к англичанину:

— Сэр, откуда у вас этот перстень?

Томас Шаломон взглянул на перстень.

— От бургомистра Варшавы, — пояснил он. — Это символ их города. Такими перстнями варшавяне награждают людей, сделавших что-нибудь выдающееся для их города.

— А что сделали для их города вы?

— Я сражался в Варшаве против нацистов в качестве офицера английской армии.

10

Игнац Шавош сидел взволнованный подле аппарата подслушивания, а Бостон, напряженно вглядываясь в лицо шефа, ждал похвалы. То, что он тоже волновался, можно было заметить по его беспрерывным попыткам поправить очки. В комнате, где была установлена аппаратура подслушивания, были только они двое.

— Вы уверены, что Рельнат у него? — шепотом спросил Шавош, повернувшись к майору.

— Совершенно, сэр.

Пока слышалось только насвистывание. Шавош сразу же узнал мелодию. Ага, закукарекал петушок! Это уже появился Шалго, подумал он. Затем хлопнула дверь, раздались шаги.

— Доброе утро, майор, — донесся веселый голос Шалго. — Как почивали?

— Отошлите ваших людей, Дюрфильгер, — распорядился Рельнат.

— Всех?

— Да, всех до единого!

В аппарате раздалось слабое гудение.

— Анна, вы все втроем отправляйтесь в «Феникс» и ждите меня там. — Снова гудение. — Почему же вы не садитесь, дорогой майор?

Несколько минут не было слышно ничего, кроме глухих шагов, затем резкий голос:

— Майор Дюрфильгер! Пока вы находились в Лондоне, к вам приезжал курьер из Венгрии. Я принял от него донесение.

— Оно было адресовано вам, мосье?

— Нет, вам. Но, к счастью, курьер оказался глуп и решил, что я и есть Отто Дюрфильгер. Тем более что я сидел за вашим столом.