Перстень с печаткой - Андраш Беркеши (1986)

— Ну вот, он здесь. Что ж, пойди поговори с ним. Скажи ему, что меня нет.

Домбаи сбежал вниз по лестнице. Он нашел Кальмана нервно расхаживающим по большой приемной в ожидании пропуска.

Увидев Домбаи, он удивился.

— Эрне вызвали к заместителю министра, — пояснил Домбаи. — Он попросил меня переговорить с тобой. Давай махнем куда-нибудь, а? — Он взял Кальмана под руку, и они направились к стоявшему возле здания автомобилю. Отослав шофера, Домбаи пригласил Кальмана в машину. — Поехали на гору Хармашхатар?

— Не возражаю, — согласился Кальман. — Хотя, может быть, это и не имеет смысла, потому что я собирался сказать Эрне всего лишь несколько слов.

— Но я и сам все равно хотел поговорить с тобой, — возразил Домбаи. — Мы так давно с тобой не болтали.

— Собственно говоря, — сказал Кальман, когда машина тронулась, — я намеревался спросить Эрне: почему он установил за мной слежку? И если уж так надо, то почему они делают это настолько открыто? — Он внимательно посмотрел на Домбаи, ожидая ответа. Но майор молча крутил баранку.

— Говори, говори дальше, — только и сказал он.

— Тебе-то известно, что я нахожусь под наблюдением?

Домбаи, миновав мост, резко свернул в сторону. Бросив короткий взгляд на Кальмана, он ответил:

— Знаю, но не спрашивай меня, почему я не предупредил тебя об этом.

— Я и не спрашиваю, — возразил Кальман. Закурив, он продолжал: — Хотя очень странно, что не доверяют мне как раз мои друзья.

Домбаи долго молчал и только у площади Жигмонда отпарировал:

— Вероятно, так же странно, как и то, что ты сам не доверяешь им!

Кальман на это ничего не ответил. Говорить неправду, уверять Шандора, что он во всем верит своим друзьям, ему не хотелось, поэтому он предпочел отмолчаться. Так до самого ресторана они больше не сказали друг другу ни слова.

Кальман озяб, поэтому, сев за столик, он заказал глинтвейн. Домбаи попросил кофе.

— Так почему же вы все-таки следите за мной? — с легким упреком спросил опять Кальман.

Домбаи поставил на стол чашку.

— Ты ведешь себя очень странно, и люди, не знающие тебя, истолковали это по-своему.

— В том числе и ты?

— В том числе и мне некоторые вещи показались весьма странными. Но я хотя бы пытаюсь понять их!

— Что же ты нашел странного в моем поведении? — спросил Кальман.

Домбаи пересел на другой стул, потому что солнце светило ему прямо в глаза.

— Во-первых, то, что ты стал болезненно настороженным и недоверчивым; во-вторых, ты отложил поездку в Дубну и взял отпуск. Ехать никуда не едешь, так, болтаешься без дела; в-третьих, ты принялся вести частное расследование, на свой страх и риск.

— Откуда вам это известно?

— Правда или нет?

— Правда.

Кальман отпил из бокала несколько глотков вина и, поглядев Домбаи прямо в глаза, спросил:

— А ты как думаешь, что со мной?

— Думаю, что ты рехнулся, — так же откровенно признался Домбаи. — Ты считаешь меня и Кару своими врагами. Помимо этого, я лично думаю еще следующее: когда ты был в Вене, Шалго чем-то сумел запугать тебя. Вероятно, пытался заставить тебя что-нибудь сделать для него. Он, видимо, что-то такое знает о тебе, о твоем прошлом, о чем ты в свое время умолчал, и теперь шантажирует тебя.

— Что же такое он мог знать обо мне?

— Это мне неизвестно. Могу только предполагать. Например: Шалго прочел появившийся в газете «Непсабадшаг» очерк…

— Какой очерк ты имеешь в виду?

— Тот, в котором Мария Агаи требует нового расследования по делу группы Татара. Тебя ведь каким-то образом тоже связывали с провалом группы Татара?

— Я даже не знал никого из них.

— Не перебивай! Сейчас это не важно. Ты мог узнать что-то от Марианны и, возможно, рассказал об этом Шалго. А по-моему, Шалго был агентом Шликкена, и тот арестовал его тогда только так, для маскировки.

Кальман взорвался: