Весеннее пробуждение - Тери Браун (2014)

Получив письмо, Виктория едва не прыгала от радости, пока не посмотрела на почтовый штемпель и не поняла, что весточка добиралась до нее целых четыре недели. Поэтому ей удалось узнать лишь, что не так давно Кит еще был жив и здоров, однако никто не мог поручиться, что сейчас он, да и сам Колин, все еще в безопасности. Неуверенность в завтрашнем дне, постоянная тревога и сомнения медленно, но верно истончали ее нервы, и Виктория уже сама не могла сказать, сколько еще выдержит.

Ей хотелось узнать у Колина, не упоминал ли Кит о ее письме, но, подумав, она решила не спрашивать об этом. Если бы Кит хотел протянуть руку примирения, он бы так и поступил. Виктория стянула с кровати лоскутное одеяло и набросила на плечи. Уголь теперь стал редкостью, и согреться удавалось лишь у печки в общей комнате на первом этаже либо на работе.

Сегодня у нее выдался выходной, но после обеда она все же собиралась вернуться в госпиталь. А что еще делать в объятой войной стране, если не помогать любым способом, каждую секунду? Виктория брала у домовладелицы книги, писала письма, но душа ее постоянно стремилась назад, в госпиталь, где она могла поболтать с ранеными, написать записки домой тем, кто не мог писать сам, или почитать стихи, чтобы отвлечь их от увечий и боли. Глэдис сегодня дежурила, так что Виктория была одна в тесной комнате, замерзшая и измученная мрачными мыслями.

Взглянув в окно, она вдруг заметила спешащую по тротуару Глэдис. Виктория нахмурилась, скинула с плеч одеяло и побежала вниз.

– Что случилось? – воскликнула она, сбегая с лестницы.

Все работники госпиталя жили в постоянном страхе, что немцы подойдут слишком близко и придется эвакуироваться. Конечно, никто всерьез не ожидал наступления так далеко от линии фронта, особенно если учесть, что обе стороны отложили крупные военные действия до весны, но разве в такое неспокойное время можно быть в чем-нибудь уверенным?

– Ничего, – удивленно распахнула глаза Глэдис. – Сегодня почту принесли рано, а мне как раз нужен перерыв. Я думала, ты захочешь прочитать свои письма.

– О, большое спасибо!

Виктория взяла у нее тонкую стопку писем, пристально взглянула на соседку и нахмурилась:

– С тобой все в порядке?

Она переживала за Глэдис – та часто плакала перед сном, а красивые губы то и дело крепко сжимались, словно девушка изо всех сил старалась не закричать.

– Настолько, насколько это возможно, пока я не окажусь дома, в собственной постели. Боже, мне кажется, что я просплю неделю кряду.

– Хочешь выпить чая или кофе перед тем, как пойдешь обратно?

Глэдис отрицательно покачала головой, и Виктория с облегчением вздохнула. Ей не терпелось прочитать письма прямо сейчас.

– Нет, сестры начнут волноваться, если я задержусь. Ты ведь придешь попозже?

Виктория кивнула, и Глэдис поспешила обратно в госпиталь. Прижимая к груди конверты, Виктория уже предвкушала те радостные минуты, когда начнет читать.

– Элоиз, у нас есть чай или кофе? – спросила она.

Домовладелица и ее молодая племянница уже хлопотали на кухне, готовили обед. Военные обычно ели в столовой, но часть жильцов этого огромного дома не имела отношения к армии, а состояла из обеспеченных беженцев, уехавших подальше от фронта. Элоиз указала на дровяную плиту:

– От завтрака должно было немного остаться. Если остыл, скажите. Я сделаю еще.

Элоиз ей симпатизировала, поскольку они обе любили книги, к тому же Виктория говорила на французском, как на родном языке.

Виктория налила себе кофе и присела за длинный деревянный стол. Кухня в доме была оборудована в типично французском стиле: беленые стены, на потолке низкие балки из темного дерева, огромная двойная фарфоровая раковина, белая плитка на полу. Виктория считала ее самой жизнерадостной комнатой в доме и предпочитала проводить время там, а не в формально обставленной и довольно промозглой гостиной, где отдыхали другие постояльцы.