Любовники - Кэтлин Уинзор (1997)

В правой руке Аморет держала зеркальце. Розы обвивали его рамочку и рукоятку. Посмотревшись в него, она увидела не свое лицо, а лицо Майлза… Рамочка оказалась пустой.

— Майлз! — вскричала она, поворачивая зеркальце и так и этак, пытаясь увидеть в нем свое отражение. — Зеркальце разбито! Я вижу в нем тебя, а не себя!

Майлз смешивал краски. Он не двинулся с места, чтобы взять зеркальце; даже не взглянул на нее… лишь улыбнулся.

— Ну и что? Какая разница? — весело спросил он.

Аморет нахмурилась, в этот момент что-то внутри у нее екнуло, породив чувство страха. Как это — какая разница? Очень даже большая!

— Я буду писать твое лицо, глядя через рамку зеркальца, — проговорил Майлз, и Аморет облегченно вздохнула.

— Ох! Ты ведь с самого начала намеревался так поступить, верно?

— Конечно. У меня не бывает ничего случайного, и тебе это прекрасно известно.

По-прежнему он был тем единственным, что осталось у нее в жизни. И ей придется стать его узницей.

А возможно ли, чтобы Майлз, при встрече с которым она безумно радовалась и из-за которого рассталась буквально со всем, чем обладала в жизни, стал ее тюремщиком? Ведь, похоже, он не хотел этого и никогда не просил ее об этом. Она сама пришла к нему, убежав от всех остальных. И теперь не могла возвратиться, ибо больше не в состоянии покинуть его. И вдруг Аморет неожиданно для себя осознала, что теперь стала гораздо беспомощнее и находилась в более цепкой ловушке, чем когда-либо прежде.

Итак… кто же виноват в этом?

Она входила в какую-то неведомую спираль, у которой не было ни начала ни конца.

Аморет продолжала пристально смотреть сквозь пустую рамочку зеркальца, не видя перед собой ничего, кроме его лица; так и всматривалась в него до тех пор, пока не смогла больше вынести этого и швырнула зеркальце через комнату. К ее ужасу и изумлению, оно разбилось вдребезги. Выходит, зеркальце все-таки существовало, какое-то зеркало-фокус, при помощи которого Майлз обманул ее.

Она резко вскочила на ноги.

— Майлз! Что ты делаешь со мной?!

Слепой музыкант продолжал играть, а Майлз — рисовать. Медленно текло время; казалось, ему нет конца. Аморет, чувствуя, что ее бросили и предали, схватилась за голову и застонала. Майлз с тревогой на лице отшвырнул кисть и бросился к ней. Он осторожно снял с ее головы украшение, отложил его в сторону и поднял Аморет на руки. Она в отчаянии прижалась к нему.

— Зачем ты это сделал, Майлз? Зачем?

— Зачем я сделал что?

— Зеркальце… Ты сказал, что я вижу тебя потому, что в нем нет стекла. Но в нем было стекло! Было! Выходит, и ты меня обманул! И ты меня бросил! Оставил меня совсем одну! Ты знал, как я испугалась, но тем не менее продолжал рисовать. О Майлз… Ты тоже не любишь меня!

— Что ты, Аморет! Ну конечно же, я люблю тебя! Просто ты чего-то испугалась. Так чего же? Ведь не меня! Ты не могла меня испугаться!

Аморет мягко высвободилась из его объятий и медленно отвернулась. Лицо ее выражало глубокую печаль.

— Может быть, и тебя, Майлз. Может, я все время боялась тебя. Просто никто из нас не задумывался над этим, верно? — Она быстро взглянула на него, приподняв брови, и на какой-то миг на ее лицо вновь вернулось выражение веселого кокетства. Но только на миг. Аморет опять вздохнула и покачала головой. — Каждый день становится для меня все непонятнее и загадочнее. — Тут ее обуял внезапный гнев, и она пнула ногой музыканта, сидящего на корточках. — Ты не можешь сделать так, чтобы он перестал шуметь?!

Майлз похлопал музыканта по плечу. Тот послушно встал и побрел прочь из комнаты.

Аморет несколько мгновений, не отрываясь, смотрела в окно, а потом обернулась и с упреком обратилась к Майлзу:

— Почему ты вдруг решил написать мой портрет?

Он медленно убрал кисти и с удивлением взглянул на нее.

— Зачем… не знаю. Ты очень красива. Я подумал о том, как хорошо было бы запечатлеть такую неповторимую красоту.