Миндаль цветет - Оливия Уэдсли (2015)

Ион искренне ему обрадовалась. Она могла подсмеиваться над ним и над Джи и критиковать их, она могла также быть довольно неразборчивой хозяйкой, но вместе с тем у нее была неоспоримая привязанность к своим родным.

Тони тотчас выразил желание увидеть Дору, на что Ион сообщила ему, что он с ней разъехался, так как Пан в эту минуту везет ее в Гарстпойнт, где они намерены провести ночь.

Тони изменился в лице. Он весь запылал яростью и, с трудом сдерживая себя, спросил хриплым голосом:

– В Гарстпойнт? Черт, какая наглость! Это похоже на него. Давно ли они уехали? Сколько времени он пробыл здесь?

Когда он рассказал ей все, Ион с молниеносной быстротой сообразила, насколько основательны опасения Тони. Она почувствовала себя виноватой в крайней неосторожности.

– Но ведь Дора знает, что он женат? – сказала она.

– Возможно, что да, но я не уверен. Когда я удалил его отсюда, он был занят своим разводом, и мы никогда больше об этом не говорили. Но это и не имеет значения.

– Ты прав, – просто ответила Ион и добавила: – Что ты намерен предпринять?

– Я тотчас поеду обратно, – мрачно сказал Тони.

Он рассеянно поцеловал ее и вышел.

Ион подошла к окну. Она была очень расстроена. Зачем Тони не предупредил ее? Но тотчас другая мысль пришла ей в голову: зачем бы он стал это делать? Ведь если бы нечто подобное случилось с Николаем, она никому не стала бы говорить. Она негодовала на Пана и была очень сердита на Дору. Когда ее мысль остановилась на молодой девушке, она невольно подумала: «Если бы она была одной из нас, если бы она действительно принадлежала к нашему роду, ничего подобного не могло бы с ней случиться». Хотя в душе она и сознавала, что это было неверно, но она была слишком огорчена за Тони, ее «семейное чувство» было оскорблено, и это мешало ей быть вполне справедливой.

На улице автомобили сновали взад и вперед, где-то наигрывала шарманка. У Ион была масса дел – покупки, визиты; но она все стояла у окна.

Она чувствовала себя встревоженной, выбитой из колеи, и в конце концов вся ее досада сосредоточилась на Доре, которой она не могла простить ее скрытности.

Наконец, с нахмуренным лицом, она прошла в свою комнату и, позвонив горничной, стала одеваться.

Весь день, несмотря на приятную встречу с человеком, который много лет ее обожал, несмотря на множество обычных мелких впечатлений, чувство беспокойства не покидало ее.

Когда она возвратилась переодеться к обеду, дворецкий доложил ей, что лорд Рексфорд спрашивал по телефону, в котором часу мистер Гревиль с мисс Дорой выехали из Лондона.

– Я сказал лорду, – добавил он.

Ион почувствовала, как сжалось ее сердце; но волнение ее достигло высшего предела, когда по возвращении ее домой в час ночи Тони опять телефонировал, что ни Пан, ни Дора не приезжали.

– Тони, подожди немного, не разъединяй телефона, – попросила Ион; ей хотелось сказать ему что-нибудь, посоветовать. – Как ты думаешь, уж не случилось ли с ними какого-нибудь несчастья? – наконец проговорила она.

В общем, им нечего было сказать друг другу. Ион провела бессонную ночь и в семь утра уже опять звонила в Гарстпойнт.

Известий не было.

Страшное раздражение против Пана и Доры поднималось в ней; она негодовала, но, как все подобные ей женщины, никому не высказывала своего настроения. В восемь часов вновь позвонил телефон; незнакомый мужской голос спросил:

– Это миссис Лассельс?

– Да, я – миссис Лассельс.

– С вами говорит доктор Холькот. Я звоню из своего дома около Мур-Грина, деревни между Годальмингом и Петворсом. Если можете, приезжайте немедленно. Ваш брат, мистер Гревиль, серьезно заболел.

– Сейчас выеду. Кто с ним?

Последовала короткая пауза, потом голос ответил:

– Одна леди.

Телефон разъединили. Ион сказала мужу, чтобы он вызвал Тони, пока она будет одеваться. Соединение дали очень быстро. Голос Тони ответил: