Непутевая - Лиза Альтер (1997)

— Янтра, — читала Джинни. — Физическая форма, выражающая идею символизма. Используется как объект поклонения в некоторых типах йоги… — Она замолчала.

Миссис Бэбкок вопросительно посмотрела на нее.

— Я… занималась немного йогой в Вермонте. С другом по имени Уилл Хок. Немного… — Она глубоко вздохнула.

— И тебе помогло?

— Кое в чем. Но, похоже, не в том, на что я рассчитывала.

— После девяти лет чтения энциклопедии я пришла к выводу, что все великие религии сводятся к инструкциям, как умирать.

— Неужели? В религии должно быть больше жизни, чем смерти.

— Почему?

Она смотрела на сверкающие в черном небе молнии и думала о том, что умирает. Этот последний месяц в больнице — просто обряд. Сам процесс продолжается уже несколько лет. Она читала в энциклопедии, что лист начинает умирать с середины лета, хотя еще тепло и дни длиннее ночей. Живые зеленые листья вяза за окном уже начали умирать. В середине лета под действием генов, гормонов и окружающей обстановки неустойчивое равновесие между расцветом и гниением, порядком и хаосом, между развитием и распадом нарушалось в пользу гниения. Количество и вид протеинов постепенно изменялось с течением недель и месяцев, пока лист не сорвется под легким бризом и упадет на землю.

Одно она знала точно: живой эту больницу не покинет. Она понятия не имела, сколько еще протянет, если протянет вообще.

В последнее время ей все чаще вспоминалось прошлое. Из закоулков памяти возникали люди и события, о которых она не вспоминала годами. Например, она отчетливо видела первую и единственную поездку в Cay-Гэп с тех пор, как в пять лет переехала с родителями в Халлспорт. Когда ей было десять, умер дед по отцу, и они ездили на его похороны.

Сто пятьдесят миль по лесистым предгорьям блестящий новенький «форд» одолел за два дня. Дорога была вся в рытвинах. Каждые пару часов они останавливались и вылезали, и отец с помощью досок и бревен вытаскивал автомобиль из грязи. Дважды ему пришлось искать фермеров, чтобы мулами вытащить машину. Им пришлось переезжать вброд реки, проезжать сквозь тоннели. Какая-то деталь сломалась, и отец отыскал ее в куче железного хлама у одного фермера.

Мать — в шелковом платье, перчатках и шляпке с цветами — всю дорогу твердила: «Милая, никогда не стыдись своих родственников. Им приходится тяжело работать, но они боятся Бога. Они из племени первопроходцев. Немного отсталые, неповоротливые, но работящие».

Эти нравоучения заставили девочку заподозрить, что с ее родственниками что-то не так. В голове возникали вопросы: почему родители никогда не приезжали в Сау-Гэп? Почему уехали? Почему она уже пять лет не видела своих деда и бабку? И теток, и дядей, и кузин?

Они успели вовремя: на маленьком кладбище на склоне холма гроб как раз опускали в могилу. Вдалеке поднимались хребты, обрывающиеся в глубокие долины.

На немощеной главной улице городка стояли два кирпичных здания: местной власти и суда. Все остальные, включая несколько магазинов и пару церквей, были из дерева.

Она стояла в шифоновом платье с лентами и оборками и с любопытством рассматривала своих кузин в чистых платьях из мешковины. Во всем — лицах, одежде, воздухе — чувствовалась неискоренимая вездесущая угольная пыль.

Ужин в доме дяди Рубена, брата отца, был многолюдным и шумным. Наутро, прихватив бутыль маисовой водки, Рубен пригласил девочку и ее отца на рыбалку. «Рыбалка» заключалась в бросании динамитных шашек в залив за его домом и собирании оглушенной рыбы.

— Это запрещено, Рубен, — сказал отец после первого взрыва. — Противозаконно.

— Я сам — закон, Зедедия, — ответил Рубен и хлебнул из бутыли.