Непутевая - Лиза Альтер (1997)

— Простите, дорогая, — не отрывая глаз от стрелки, пробормотала миссис Чайлдрес. Она была хорошим человеком. Миссис Бэбкок была рада увидеть, что ее будит не мисс Старгилл, а опытная пожилая миссис Чайлдрес. Но главное — ее муж работал на военном заводе, и медсестра гордилась тем, что меняет тампоны в носу у жены самого покойного майора Бэбкока. Миссис Чайлдрес знала, что такое боль, страдая время от времени от ишиаса, и была гораздо терпеливей, чем мисс Старгилл. Хотя… у стремительной девушки была перспектива исправиться. Заведет несколько малышей, перенесет сотрясение мозга или еще что-нибудь в этом роде и станет не менее сострадательной.

Миссис Чайлдрес записала что-то на карточке и подняла ланцет. Миссис Бэбкок вздрогнула, как собака Павлова перед очередным опытом.

— Надо, — твердо сказала медсестра. — Сегодня — анализ на свертываемость.

— Но вы же вчера его делали!

— Не вчера. Три дня назад. — Миссис Чайлдрес ловко уколола палец на левой руке миссис Бэбкок.

«Я для них — как подопытный кролик, — подумала та. — Не на ком больше ставить опыты». Медсестра приложила к кровоточащему пальцу кусочек ваты и ободряюще улыбнулась. Конечно, все эти обходы, анализы, уколы, медикаменты — все очень надоело миссис Бэбкок, но кровотечение все-таки остановили.

Она никогда не могла похвастаться умением ощущать время, даже когда была здорова. Уэсли — совсем другое дело: он мог назвать не только число, месяц и год, но даже точное время вплоть до минут, не глядя на часы. Муж относился ко времени как к драгоценному ресурсу и редко делился им с чужими. Его ограбили. Сердце перестало биться значительно раньше, чем отстучало 2,5 миллиарда ударов.

Здесь, в больнице, не было ничего, ради чего стоило бы отсчитывать дни. Не было фотографий, напоминающих ей о детях или об Уэсли, когда он был красивым молодым офицером, или о седом сумасшедшем отце, или о дюжине других близких ей людей. Дома она целыми днями могла ничего не делать — только слоняться по комнатам, вспоминая прошлое. Здесь, в сверкающей чистотой больнице, в этой безликой палате, у нее не было прошлого.

Будущего не было тоже. Она или умрет здесь, или уйдет, если станет полегче. Больница — как станция пересадки, чистилище настоящего.

Конечно, это отвратительно — так рассуждать. Она больше не молода, но и до старости далеко. Еще не уплачены все долги, не прожито все отпущенное ей время. Она не позволит себе так рано проститься с жизнью; она справится с обострением, как справлялась уже два раза. Все пройдет.

Миссис Чайлдрес промокала ей ухо каждые пятнадцать секунд. Ее тампоны были шедеврами: она скатывала их так, что по краям набиралось много крови, а в центре — совсем чуть-чуть. Доктору Фогелю достаточно было только взглянуть на ее тампоны, чтобы определить время свертывания. Мисс Старгилл не хватало терпения, ее тампоны были липкими или она ошибалась в подсчетах, слишком рано удаляя образовавшийся сгусток.

— Двенадцать минут, — вздохнула миссис Чайлдрес. — Что ж нам с вами делать, дорогая?

— Значит, лекарство не действует?

— Не знаю. Спросите доктора Фогеля. Но если хотите знать мое мнение, дорогая, — она перешла на шепот, — без него было бы еще хуже. — Она протянула больной две таблетки преднизолона и проследила, чтобы та сунула их в рот. Потом поднесла к ее губам чашку с водой и привычно забормотала: «Сохрани, Господи, наши тела и души на долгую жизнь».