Непутевая - Лиза Альтер (1997)

Миссис Бэбкок с наслаждением откинулась на подушку, предоставив сестре поменять окровавленные тампоны в носу и вытереть мокрой салфеткой губы и щеки. Кровотечение усиливалось, когда она вставала, но миссис Бэбкок все равно заставляла себя двигаться сколько могла, например, выходила к обеду в лоджию. Ей казалось, что стоит поддаться соблазну лежать дни напролет в постели — и уже никогда не вырвешься отсюда в свой собственный дом, где серебро ждет, чтобы его начистили, чуланы — чтобы в них навели порядок, и где столько разных вещей помогут поверить, что у нее еще есть будущее.

— Хотите в ванную? — миссис Чайлдрес всегда деликатно касалась этой темы, не то что мисс Старгилл, которая рявкала, как армейский сержант: «Как насчет сортира?»

— Нет, спасибо. — Миссис Бэбкок села и свесила ноги. Сестра надела ей замшевые, отделанные мехом тапочки, с сочувствием осмотрела огромный багровый синяк на левой ноге и помогла встать. Опираясь на руку сестры, миссис Бэбкок медленно направилась по зеленому мраморному полу коридора в лоджию.

— Мне снился удивительный сон, — доверительно сообщила она старой медсестре. — Как будто мисс Старгилл и Джинни — моя дочь — о чем-то шептались в моей палате. Интересно, что это значит?

— Это не сон, дорогая. Я видела Джинни.

Миссис Бэбкок остановилась.

— Джинни здесь? Но почему?..

— Разве вы забыли, что говорила вам миссис Янси?

— Не помню…

— Она полетела в Европу и пригласила сюда вашу дочь.

— Зачем? — Миссис Бэбкок действительно ничего не помнила. Странно. Это что — лекарства так действуют? — Но мне совсем не нужна компания. Можно подумать, что я умираю. — Она хихикнула и вопросительно, как заключенный в лицо тюремщика, заглянула в глаза серьезной миссис Чайлдрес.

За столом уже собрались все ходячие на этом этаже больные: мистер Соломон, сестра Тереза и миссис Кейбл. Остальные почти не показывались — кому-то нельзя бывать на солнце, а кто-то просто не мог встать. Миссис Бэбкок кивнула и села на свое место между мистером Соломоном и миссис Кейбл. Мистер Соломон был маленький сморщенный человечек с вьющимися седыми волосами вокруг аккуратной лысины. Толстые — в полдюйма — стекла очков увеличивали его глаза до размеров тарелки. «Неоперабельная катаракта», — как-то сказал он.

— Сегодня хорошая погода, — широко улыбнулся мистер Соломон.

— Да, — холодно согласилась миссис Бэбкок.

Она немного знала мистера Соломона. Он заведовал ювелирным отделом в универмаге в старой части города, и Уэсли всегда отдавал ему ремонтировать часы. В день окончания школы они купили Джинни подарок: наручные часики из чистого золота «Леди Булова», которые дочь иногда надевала. Но это еще не давало оснований для дружбы. Миссис Бэбкок предпочитала держать дистанцию. В конце концов, если дружба не возникла за двадцать пять лет знакомства, незачем заводить ее теперь, тем более что ее скоро выпишут. А может быть, и его. Правда, в этом она не уверена. У него эмфизема легких, и выглядит он ужасно… Но она не врач.

Миссис Бэбкок посмотрела в окно. Утреннее солнце осветило красные глиняные предгорья за домом Уэсли, и на их фоне выделялась быстрая полноводная Крокетт.

Рядом заворчала миссис Кейбл, и она обернулась, решив быть вежливой, несмотря на сальные волосы, косые глаза и ее манеру брызгать слюной. Много лет назад они вместе ходили в епископальную церковь; потом миссис Кейбл учила детей миссис Бэбкок в воскресной школе. Разве она виновата в своем инсульте? И разве виновата сама миссис Бэбкок? Конечно, с ее любовью к одиночеству можно не приходить и не общаться с этими людьми, но ей очень хотелось выздороветь. Будь она дома, ей незачем было бы появляться на людях, чтобы каждый — кто знает, может быть, еще более больной? — портил ей настроение. С чего это доктор Фогель оставил ее здесь? Непохоже, будто она умирает.