Непутевая - Лиза Альтер (1997)

— Послушай, Джинни, — неожиданно сказал Джо Боб. — Я все эти годы хотел тебе кое-что сказать. Мне стыдно, что я заставил тебя ждать понапрасну в тот день — в фотолаборатории.

— В какой день?

— Ну, когда мы хотели решить, как сбежать и пожениться.

Джинни обомлела.

— Ты хочешь сказать, что заставил меня ждать?..

— Ну, по правде говоря, я просто не мог с тобой встретиться. Накануне вечером я сошелся с Дорин. Сам не знаю, как это вышло. Что-то щелкнуло, и… сама видишь, куда нас завело. — Он махнул рукой в сторону дома. — Но мне всегда было стыдно, что я предал тебя и ничего не объяснил. Это моя вина, что ты чуть не погибла из-за того хромоногого Клойда… Это все из-за меня.

— Успокойся, Джо Боб, по-моему, это я предала тебя в тот день. (Значит, он тоже не пришел тогда! А она-то считала, что сама его бросила.)

— Я рад, что мы можем остаться друзьями, — со слезами проговорил Джо Боб.

— Я тоже. — Она протянула ему руку, отлично зная, что больше они никогда не встретятся.

Джинни медленно поехала на их старую стоянку. Неровная, доступная только джипу дорога превратилась в ухоженное шоссе. На стоянке, как много лет назад, валялись пустые пивные банки, яркие обертки от шоколада, пробки, искусственные цветы и маленькие флажки США. Внизу, окутанный клубами дыма, раскинулся Халлспорт.

Она развернула джип и медленно поехала домой. Надо было совсем одуреть от этой жизни, чтобы не предвидеть, во что выльются ее отношения с Джо Бобом.

Глава 5

Хулиганы, домашнее пиво и «харлей».

Клема я знала всегда. В детстве мы были неразлучны: катались по ферме на пони, плавали в пруду, строили в лесу крепости. На холме за его домом стоял деревянный, продуваемый весенними ветрами летний домик; на каменном полу был проложен желоб, по которому текла в маленькую кухоньку вода. Раньше домик использовали для хранения молока, а потом молоковозы стали заезжать прямо на ферму и Клему разрешили переоборудовать его для игр. Он притащил туда старый стол, скамейку и полки, повесил снаружи дверной молоток и замок, а на полках разложил «драгоценности»: швейцарский армейский нож, топорик, мраморные шарики, комиксы и волшебные сказки. Я была единственной, кого он пускал в дом, потому что мы заключили с ним вечный союз: укололи указательные пальцы и смешали кровь, чтобы доказать друг другу, что отныне мы — тайные супруги. Я насобирала коры вместо тарелок и палочек — вместо столового серебра. Он сделал из веток веник, чтобы я следила за чистотой. Еще я готовила из орехов и ягод что-то жуткое. Сроду я не занималась уборкой и стряпней с большим рвением, чем тогда — в летнем домике, пока Клем бродил по лесам, преследуя все живое, а потом возвращался насладиться моей пародией на еду и отдохнуть с чувством выполненного долга. Дни пролетали один за другим.

Клем был маленьким, тщедушным юношей. Лохматые черные волосы лезли в серьезные не по годам карие глаза. Его родители принадлежали к племени таинственных темнокожих мелангеонов, населявших восток Теннесси задолго до появления белых колонистов. Их сторонники требовали объявить мелангеонов наследниками потерпевших кораблекрушение моряков-португальцев и дезертиров. Недоброжелатели считали их полукровками, потомками беглых рабов и «предателей-индейцев». Каждый был прав по-своему. Клойдов вся эта трескотня ничуть не интересовала. Они хотели забыть о гонениях, которым подвергались их предки, и спокойно заниматься своей фермой. Единственное, что напоминало об их индейском происхождении, это цвет их кожи.