Непутевая - Лиза Альтер (1997)

— Как вам угодно! — холодно ответила она, стараясь сдержать торжествующую улыбку. — Кстати, доктор Фогель, — прибавила она уже вслед ему, — могут ли у женщины после нескольких лет менопаузы возобновиться месячные?

Он резко повернулся.

— У вас вагинальное кровотечение?

Она кивнула.

— Я велю сестре прислать вам подклады. Прошу вас, миссис Бэбкок, пересмотрите свое отношение к преднизолону. Я подозреваю… — он выскочил из палаты.

Что он подозревает? Что кровотечение из влагалища имеет ту же причину, что и из носа? Что ж, это лишнее доказательство бесполезности лекарства.

Дверь распахнулась. Выдавив из себя улыбку, вошла Джинн и — в своем пестром крестьянском платье.

— Привет, мама, — глядя в пол, поздоровалась она.

— Это ты?

— Да. Я видела доктора Фогеля. Он сказал, что ты отказалась принимать лекарство.

— Да. И не пытайся уговорить меня. Я еще не умираю.

Джинни не узнавала свою мать. Она помнила ее либо кроткой и терпеливой, либо молчаливой и недовольной. Может, это лекарство так изменило ее? Она помогла матери встать и повела в лоджию.

В соседней палате грохотал голос тренера:

— Да, случайно здесь тренер — именно я. Я приказал, так и передайте. Меня не интересует его мнение. Здесь тренер я! Когда он будет тренером, пусть поступает по-своему!

— Тебе не надоело его слушать, мама?

— Надоело? Конечно! Ты бы хотела каждый день слышать одно и то же?

— Нет, не хотела.

— Зачем же спрашиваешь?

Мистер Соломон и сестра Тереза приветливо кивнули Джинни и ее матери. Джинни села в сторонку и молча смотрела на них.

— Мама, — не выдержала она наконец. — Ты совсем не ешь. Возьми свеклу.

— Я ее не люблю.

— Но она полезна при анемии. — Роли переменились: точно так же, как когда-то мать, теперь Джинни играла роль диетолога. Она хмыкнула: родители несколько лет тратят на то, чтобы уговорить детей есть, а дети, вырастая, тратят остаток жизни, стараясь есть поменьше.

— Полезна? С каких это пор ты обо мне так заботишься?

— С недавних, мама, — кротко ответила Джинни и посмотрела на мистера Соломона и сестру Терезу — не поддержат ли ее? Что за фурия вселилась в кроткое тело матери? Но они продолжали есть, не отрывая глаз от тарелок. — Успокойся, мама. Съешь свою свеклу.

— «Ешь свеклу!» Хочешь, чтоб я скорей ее съела, заснула и отпустила тебя? Разве не так?

Джинни не ответила. Что бы она ни сказала, мать поймет по-своему. Лучше молчать.

— Ладно, — уже спокойней продолжила мать. — По крайней мере, ты хоть приехала меня навестить. Не то что мои сыновья.

Джинни открыла рот, намереваясь объяснить, что Германия и Калифорния — это не Вермонт, оттуда так быстро не доберешься, но передумала.

— Просил ведь не давать мне кашу, — вздохнул мистер Соломон. — Все без толку.

— Швырните ее об пол, — спокойно посоветовала мать. И это ее мать! Женщина, для которой поторопить детей выйти из туалета всегда было высшим проявлением мятежного духа!

— Мама! — ахнула Джинни.

— Я тебе не мама, — сухо ответила мать. — Я тебя даже не знаю.

«Наверное, лекарство свело мать с ума», — решила Джинни, теребя ремешок часов. Неужели мать не узнала ее? А может, узнала, но не может решить, чего от нее ожидать?

Джинни помогла матери вернуться в палату и лечь в постель.

— Можно, я займусь твоими волосами? — неуверенно спросила она, стараясь перевести разговор на какую-нибудь нейтральную тему. — Расчесать еще чего-нибудь?

— Что тебе не нравится в моей прическе?

— Все нравится. Но…

— Привет, привет, привет… — затараторила, как заигранная пластинка, мисс Старгилл. Она влетела в палату и стала поправлять постель миссис Бэбкок.