Кимоно - Джон Пэрис (1997)

— О Фудзи-Сан, — продолжала она, указывая на другую девушку, — иметь ингирис — данна-сан — много лет назад: очень хороший данна-сан: дать О Фудзи масса красивых кимоно: он сказать О Фудзи — очень хорошая девушка, идти в ингирис с ним; О Фудзи сказать нет, не могу идти, мать очень больна, так, данна-сан уезжать. Дать О Фудзи-сан очень красивое кольцо.

Она заговорила на туземном языке. Другая девушка с деланным смущением показала колечко с поддельными сапфирами.

— О! — воскликнула Асако, смутно понимая.

— Все ингирис данна-сан приходить Нагасаки, — продолжала болтливая девушка, — нуждаться японские девушки. Ингирис данна-сан хороший человек, но очень много пить. Японский данна-сан нехороший, недобрый. Ингирис данна-сан много денег, много. Нагасаки девушка очень много чужой данна-сан. Жены иностранцев из Нагасаки знамениты. Ингирис данна-сан уходить постоянно. Один год, два года — тогда уходить в Ингирис страну.

— Что же тогда с японками? — спросила Асако.

— Другие данна-сан приходить, — был лаконичный ответ. — Ингирис данна-сан жить в Японии, японская девушка очень красива. Ингирис данна-сан уезжать, не надо японская девушка. Японская девушка идти другая страна, она чувствует очень больна; сердце очень одиноко, очень печально!

В маленькую комнату пробралось смутное неприятное чувство — непривычные мысли, понятия чуждой морали, зловещие птицы.

Две другие девушки, не умевшие говорить по-английски, явно позировали перед Джеффри; одна из них, прислонившись к раме открытого окна, вытянула вперед длинные рукава своего кимоно, как крылья; ее раскрашенное овальное лицо смотрело на него, несмотря на то, что глаза казались опущенными; другая присела на пятках в углу комнаты с тем же выражением жеманства и с руками, скрещенными на груди. Несмотря на спокойствие поз, они также призывали на свой манер, как и покачивающие бедрами девицы Пиккадилли. Это истинно сегодня, как и двести пятьдесят лет тому назад, в дни Кэмпфера, старого голландского путешественника, что в Японии всякий отель — публичный дом и всякий чайный домик — дом свиданий.

Из ближайшего крыла здания донеслись звуки струн, похожие на игру на банджо в странном ритме. Несколько резких нот, казалось, были взяты наудачу, сопровождались несколькими отрывками песни, полной трелей, все разрешилось хохотом клоуна. Молодежь Нагасаки пригласила гейшу, чтобы развлекать их за обедом.

— Японская гейша, — сказала девушка из чайного домика, — может быть, данна-сан хочет видеть танец гейши?

— Нет, благодарю, — сказал Джеффри поспешно. — Асако, милая, пора домой, нам время обедать.

Глава V

Чонкина

Сидеть молчаливо,

Спокойно смотря,

Не значит сравняться

С пьющими саке,

Буйно кричащими

Сейчас же после обеда Асако ушла спать. Она была утомлена массой виденного и новых впечатлений. Джеффри сказал, что он немного погуляет и покурит, возвращаясь. Он направился по улице, которая ведет к порту Нагасаки.

«Чонкина, Чонкина, Чон, Чон, Кина, Кина

Йокогама, Нагасаки, Хако-дате-Гой!»

Припев старой песни пробудил в его памяти мелодичное название места.

Он спустился с холма, на котором стоял отель, и перешел по мосту узкую речку. Город был полон прелести. Теплый свет в маленьких деревянных домиках, кремовый оттенок бумажных стен их, освещенных изнутри, с черными силуэтами обитателей, просвечивающими сквозь них, покачивающиеся на лодках в гавани фонари, огни на больших судах, расположенные правильно, как линии в чертежах Евклида, фонари на экипажах и рикшах, фонари, похожие на фрукты: красные, золотые, сверкающие и круглые, висящие над входом в каждый дом, с китайской надписью на них, сообщающей имя жильца.

«Чонкина, Чонкина!»