Кимоно - Джон Пэрис (1997)

— Брак нашей Сада — важный вопрос для семьи Фудзинами. Вот письмо от мистера Осуми, одного из друзей губернатора Осаки. Губернатор очень помог нам в получении концессии на новые публичные дома. Он вдовец, не имеет детей. Он человек с большим будущим. Ему покровительствуют военные сферы. Он очень желает жениться на женщине, которая помогла бы его карьере и была бы способна занять положение жены министра. Мистер Осуми слышал о достоинствах нашей Сада. Он назвал ее имя губернатору, и его превосходительство вполне согласился, чтобы мистер Осуми написал кое-что об этом в письме к Дито.

— Гм! — хрюкнул старый джентльмен, искоса посматривая на сына. — У этого губернатора есть собственное состояние?

— Нет, он сам выбился в люди.

— Тогда не будет того, что было с Камимурой. Он не откажется из гордости от наших денег.

Намек на Камимуру объясняется тем, что имя Садако Фудзинами фигурировало в списке возможных невест — списке, предложенном юному аристократу по его возвращении из Англии. Сначала казалось, что выбор падет на нее вследствие ее бесспорной образованности, и семья Фудзинами сияла в ожидании такой блестящей победы. Хотя между двумя семьями не велось никаких формальных переговоров, но Садако и ее мать знали от своего парикмахера, что о такой возможности толкуют слуги в доме Камимуры и что старая вдова Камимура, несомненно, наводит справки, что подтверждало их догадки.

Однако молодой Камимура, осведомившись о происхождении богатств Фудзинами, вычеркнул бедную Садако из числа претенденток на брак с ним.

Это было большим разочарованием для Фудзинами и больше всего — для честолюбивой Садако. На минуту она заглянула через приоткрывшуюся дверь в блестящий свет высшей дипломатии европейских столиц, бриллиантов, герцогинь и интриг, о котором читала в иностранных повестях, где все богаты, блестящи, безнравственны и утонченны и где женщины играют даже более важную роль, чем мужчины. Это был единственный мир, чувствовала она, достойный ее талантов; но мало, очень мало японских женщин, едва одна на миллион, имели хоть какие-нибудь шансы войти в него. Этот шанс представился Садако, но только на один момент. Дверь захлопнулась, и Садако острее, чем прежде, почувствовала пустоту жизни и горечь судьбы женщины в стране, где господствуют мужчины.

Ее кузина Асако, имевшая, по счастью, эксцентричного отца и получившая европейское воспитание, была обладательницей всех этих выгод и опытности, о которых японские девушки узнают только через посредство книг. Но эта Асако-сан была глупа. Садако поняла это после нескольких минут разговора на обеде в «Кленовом клубе». Она была добрая, милая и наивная; право, гораздо более японка, чем ее просвещенная кузина. Ее безусловные уважение и любовь к большому, грубому мужу, трогательная привязанность к отцу, лицо которого она едва помнила, и матери, о которой ничего не знала, кроме имени; ведь такие черты характера — принадлежность скромных японских девушек, из «Великого поучения женщины», этой знаменитой классической книги для японских девиц, проповедующей подчинение женщины и превосходство мужчины. Это тип, уже ставший редким в ее собственной стране. Асако ничего не имела общего с мыслящими героинями Бернарда Шоу или решительными и мужественными девами Ибсена, духовное родство с которыми чувствовала в себе Садако. Асако, конечно, просто глупа. Она разочаровала свою японскую кузину, которая в то же время завидовала ей, завидовала прежде всего ее независимости и богатству. Она заявила своей матери, что в высшей степени неестественно, чтобы женщина, и особенно молодая, имела так много денег, и притом своих собственных. Это обязательно испортит ее характер.