Кимоно - Джон Пэрис (1997)

— Пойдемте пройдемся по берегу, — сказал он, — мне надо что-то рассказать вам.

Они пошли по направлению к рыбачьей деревне, где Джеффри и Яэ гуляли всего несколько часов тому назад. Но огни уже потухли. Оставались только черные круги золы от костров; и волшебная страна лунного света превратилась в груду мрачных хижин, где грязные женщины мели засоренные полы и золотушные дети играли на жестких постелях.

— Заметили вы что-нибудь необыкновенное в моих манерах вчера вечером? — начал Реджи очень серьезно.

— Нет, — засмеялся Джеффри, — вы просто казались возбужденным. Но почему вы ушли так рано?

— По разным причинам, — сказал его друг. — Во-первых, я ненавижу танцы; во-вторых, я чувствую зависть к людям, которые любят их. Затем мне надо было побыть одному с моими чувствами. Кроме того, мне надо было, чтобы вы, мой друг, имели удобный случай наблюдать Яэ и составить о ней определенное мнение.

— Но почему? — начал Джеффри.

— Потому что… но, пожалуй, уже слишком поздно для меня спрашивать у вас совета, — сказал Реджи таинственно.

— Что это значит? — спросил Баррингтон.

— Вчера вечером я предложил Яэ выйти за меня замуж; и я считаю, что предложение принято.

Джеффри опустился на край рыбачьей лодки на самом солнцепеке.

— Это невозможно, — сказал он.

— О, Джеффри, я боялся, что вы скажете это, и вы говорите, — сказал его друг, полусмеясь. — Почему нет?

— Но ваша карьера, старина?

— Моя карьера, — заворчал Реджи, — протокол, протокол и протокол. Я сыт этим по горло, во всяком случае. Можете ли вы вообразить меня его превосходительством, украшенным орденской лентой, которого дергают за проволочки из Лондона, болтающим всякие пошлости за вечерней чашкой чая другим старым превосходительствам, а утром посылающим в министерство иностранных дел целую кучу всякой чепухи. Нет, в старые времена были там очарование, и мощь, и блеск, когда посол был действительно полномочным, а мир и война зависели от придворной интриги. Но все это умерло вместе с Людовиком Четырнадцатым. Личность теперь не играет роли в политике. Все теперь — коммерческие дела, концессии, гарантированные проценты, дивиденды и держатели ценных бумаг. Дипломаты теперь совсем не живые люди. Они только тени, пережитки старых времен, привидения Талейрана или, еще вернее, коммивояжеры без отдыха. Я не называю это карьерой.

Джеффри слыхал эти тирады и раньше. Это был конек Реджи.

— Но что же вы предполагаете делать? — спросил он.

— Что делать? Конечно, музыка прежде всего. Перед моим отъездом из Англии несколько мюзик-холлов предлагали мне семьдесят фунтов в неделю за выступление в них. Сначала предлагали даже двести пятьдесят, потому что воображали, что я имею титул. Мое официальное жалованье — двести фунтов в год. Как видите, я не понес бы материальных потерь.

— Так вы хотите оставить дипломатию, потому что пресыщены ею или же ради Яэ Смит? Я это не вполне понимаю, — сказал Джеффри.

Он все раздумывал о сцене вчерашнего вечера и находил теперь очень удобным объяснять поведение Яэ возбуждением — следствием полученного ею предложения.

— Яэ — непосредственная причина; крайнее пресыщение — причина основная, — отвечал Реджи.

— Чувствуете ли вы, что очень любите ее? — спросил его Друг.

Молодой человек размышлял с минуту, потом ответил: