Наездницы - Энтон Дисклофани (2013)

Она сильно стиснула наши руки, сквозь тонкую ткань вонзив ногти в кожу, но мы ничего не сказали. Сэм, казалось, вообще ее не замечал, а мама, похоже, не замечала, как странно выглядит Сэм.

– Идите, – снова прошептала она и отпустила нас, одновременно кивком указав в сторону дома.

Сэм встал, и я смотрела на него снизу вверх. Я потерла руку в том месте, где мама держала меня. Сэм пошел прочь. Он покачивался, и его походка была неровной. Но потом он обернулся и уставился на меня. Я отвела глаза.

– Теа, – произнес он. – Теа, Теа, Теа.

Он, как одержимый, твердил мое имя. Он был не в себе.

– Прекрати! – закричала я. – Прекрати сейчас же!

Я зажала уши руками. Когда мы были маленькими, он так делал, желая меня подразнить. Я терпеть не могла, когда он так делал, когда превращал мое имя в серию бессмысленных звуков, нанизанных друг на друга. Я почти забыла об этом. Он не поступал так уже много лет.

И тогда он замолчал и застыл с открытым ртом. Я отчаянно хотела сказать что-то еще, но знала, что все слова будут бессмысленными. Сэм указал куда-то за мою спину. Я обернулась и увидела Саси, который стоял у входа в конюшню. Его бока тяжело вздымались. Я совсем о нем забыла. Я подошла к нему, взяла за повод и погладила по шее. Я смотрела, как скрывается в доме изящная фигура моего брата. Я не могла отвести Саси в конюшню в таком состоянии. У него начались бы колики и он бы умер. Я водила его вокруг манежа, когда вдали показался дядя Джордж, за которым шли остальные взрослые. Он нес на руках своего сына, своего неподвижного, тяжело раненного сына.

– Он умер? – взвизгнула я. – Он умер?

Мама поспешно подошла ко мне. Она остановилась у ограды.

– Нет, – то ли прошептала, то ли прокричала она, – нет, он не умер. Но он ранен. Что случилось, Теа?

Я молчала.

– Теа, – повторила она, и в ее голосе я уловила сочувствие, которого не заслуживала.

Я знала, что могу на него рассчитывать в последний раз. Когда она снова заговорит со мной, ее голос будет уже совсем другим.

Она не могла стоять возле меня вечно, и когда остальные взрослые прошли мимо нас, она присоединилась к ним. Я уткнулась лицом в лоснящуюся шею Саси. Я ощущала лбом его пыльный пот и старалась не смотреть на своего кузена.

Глава двадцатая

Я сидела на кровати с письмом в руке. Меня ожидал мистер Холмс. Я понимала, что, если я задержусь еще дольше, он начнет волноваться.

Я коснулась надписи на конверте. «Теодоре Атвелл, – гласила она. – Конный лагерь для девочек Йонахлосси». Письма, которые присылала мне мать, были написаны на скорую руку, и она никогда не называла меня Теодорой. Она сообщила мне, что собирает все наши вещи, что она, отец и Сэм какое-то время будут жить в отеле, пока не подыщут новый дом, что отец уедет раньше, чтобы заняться организацией своей практики. Полагаю, я радовалась этим письмам и тому, что она готовит меня к новой жизни. Это позволяло мне представить себе их жизнь, живя собственной жизнью здесь, в лагере. Она подразумевала, хотя ни разу не сказала об этом прямо, что я буду жить в этом новом доме в Орландо вместе с ними.

Но конверт, который я сейчас держала в руке, был надписан почерком Сэма. Иногда мне казалось, что Господь со мной играет. До турнира остался всего один день, и вот письмо от моего брата, который не написал мне ни строчки за все время моего пребывания здесь.

Дорогая Теа,