Наездницы - Энтон Дисклофани (2013)

– С Божьей помощью. – Я сделала шаг к двери, но отец снова заговорил: – Теа, ты видела, как это произошло? Ты можешь мне сказать, что случилось? Ты можешь быть со мной честной?

На лице отца отразилась такая боль! Он страдал. Верхняя пуговица на его рубашке была расстегнута. Я впервые видела ее расстегнутой.

– Это был камень, – сказала я. – Камень, а не Сэм.

Это было так легко – позволить папе верить в то, во что он так отчаянно хотел поверить. Это было наименьшим из того, что я могла для него сделать.

* * *

Мама нашла меня в конюшне позже. Чтобы чем-то заняться, я распутывала узлы в хвосте Саси.

– Теа!

– Мама?

Я продолжала держаться за хвост. Я ни за что не хотела выпускать его из рук.

– Я гуляла.

Она обвела рукой просторы, расстилавшиеся за нашим домом. Моя мать никогда не гуляла. Она была либо в доме, либо в саду. За последнюю неделю она разговаривала со мной три раза. Один раз она попросила меня подмести переднюю веранду. Я это сделала, причем дважды, хотя в этом не было необходимости.

Мама оперлась лбом о дверь конюшни. Она выглядела очень усталой и беззащитной. Возможно, она что-то знала о моем кузене.

– Мы решили отправить тебя подальше от всего этого.

– Я никуда не поеду.

Я посмотрела маме в глаза. Она удивилась, хотя все правила, которыми мы раньше руководствовались при общении друг с другом, уже не действовали.

Она закрыла глаза.

– У тебя нет выбора. Для тебя так будет лучше.

– Нет, мне и здесь хорошо. Я никому не буду мешать. Вот увидишь. Я буду спать здесь. Пожалуйста, мне так не будет лучше!

Она засмеялась.

– Ты будешь спать в стойле? Теа, ты не животное, верно? – Она покачала головой. – Теа, ты уедешь.

– А-а, – я наматывала хвост Саси на запястье. – Понятно.

Мама пару секунд за мной наблюдала.

– Почему, Теа? Почему ты это сделала?

Ее губы были сжаты в крохотный уродливый узелок. В этот момент она была не особенно красивой. Весь ее вид говорил о том, что я не оправдала ее доверия.

– Почему это так дурно? – срывающимся голосом спросила я. – Вы все любили Джорджи.

Казалось, у нее был готов ответ на этот вопрос, как будто она уже задавала его сама себе.

– Я хотела для тебя большего! – воскликнула она. – Разве ты не понимаешь, что Джорджи – это не то, что тебе нужно? Но, как бы то ни было, теперь все так ужасно. Джорджи в больнице по милости твоего брата. Дядя Джордж и тетя Кэрри никогда не смогут нам этого простить. А я так разгневана на Джорджи… и на тебя! – Она обвела рукой нашу тысячу акров, раскинувшуюся за конюшней. – Теа, у нас было все. Все. А теперь все это уничтожено.

– Пожалуйста! – воскликнула я. – Куда вы меня отправляете? Пожалуйста, не надо! – Я коснулась ее руки. – Пожалуйста, оставьте меня здесь! Я буду вести себя хорошо.

Она посмотрела на свою руку там, где я ее коснулась, и снова перевела взгляд на меня.

– Боюсь, ты с этим немного опоздала, – уже спокойно произнесла она.

В мою последнюю неделю дома у нас более-менее соблюдался ранее заведенный порядок. Я просыпалась рано утром и ездила верхом, пока Саси не валился с ног от усталости. Я сооружала препятствия, которые становились все выше и выше, и Саси их преодолевал, потому что не мог противостоять моей бесшабашности. Мама занималась хозяйством, а я помогала ей тем, что старалась не попадаться ей на глаза. Мне было ясно, что видеть меня она не желает. Сэм часами пропадал в лесу. Охотился, наверное. Папа уезжал раньше, чем я вставала, и возвращался, когда я уже лежала в постели. Когда я как-то раз случайно встретилась с ним в прихожей, он стал что-то бормотать насчет ослабленного младенца, который отказывается брать грудь. Я больше не спрашивала его о своем кузене. Я полагала, что, если бы его состояние ухудшилось, отец бы мне сказал. Я была наивной, считая, что молчание родителей означает то, что Джорджи выздоравливает.