Без тебя - Келли Риммер (2017)

Дженис и Райан умоляли нас не уезжать. Райан очень надеялся на то, что, если мы продолжим соблюдать режим, предписанный Линн и клиникой, специализирующейся на лечении болезни Хантингтона, мы будем иметь в запасе годы, возможно, десятилетия, прежде чем болезнь разрушит нашу жизнь. Кто знает, что случится за эти годы? Впереди нас ждало медленное угасание. За это время пройдут клинические исследования новейших лекарственных препаратов. Не исключено, что будет изобретено лекарство от этой болезни. Дженис, само собой разумеется, просто хотелось иметь Харуто у себя под крылом. Она боготворила своего приемного сына. Если бы ей позволили, полагаю, она с радостью нянчилась бы с ним у себя дома до самого конца.

Помню, как мне было не по себе, когда я пришла к Алану и сообщила, что собираюсь на год отойти от дел. Все знали, что я больна. Работала я не особенно эффективно. Я это прекрасно сознавала, но ничего не могла с этим поделать, как бы ни старалась. Больше я не выступала в суде, не только потому, что не могла должным образом уследить за собственными мыслями. Моя речь, когда я уставала, теряла внятность, а слова словно извергались волнами, между которыми образовывались длительные паузы. Но самым страшным для меня оказалось то, что мои ступни начали терять чувствительность. Мне пришлось сменить туфли на высоких каблуках на балетки, чтобы случайно не упасть. Алан беспокоился, он помогал, хотя я не стала рассказывать ему, что со мной не в порядке. В тот день, когда я попросила об «отпуске», он меня, признаться, шокировал, крепко обняв на прощание.

Клиника находилась в Мексике. Там все было зарезервировано на месяцы вперед, но мы с Харуто попытались выжать все возможное из этого ожидания. Мы перестали принимать прописанные нам лекарства и отправились в путешествие по Азии и Европе, пока наконец не очутились в Центральной Америке.

Ко дню перелета в Мексику я почти перестала чувствовать собственные ноги. Ходить я могла, но только не по пересеченной местности. Я, отчаявшаяся и неуклюжая, слепо следовала за Харуто. Он же страдал не столько физически, сколько психически. За одно утро Харуто легко мог из эйфории впасть в беспричинную раздражительность, а затем вернуться в прежнее эмоциональное состояние несколько раз, иногда совершенно без повода. Его кратковременная память еще особенно не пострадала, а вот с долговременной дела обстояли ужасно. Однажды Харуто стоял насмерть в споре со мной, утверждая, что он живет в Перте, а не в Сиднее. По ночам я лежала без сна и раздумывала над тем, стоит ли ему позволять таскать меня за собой по всему миру, надеясь лишь на то, что доктор Чарльз, возможно, сумеет меня вылечить. Впрочем, без этой надежды у меня вообще ничего не оставалось, ради чего стоило бы жить, поэтому я решила, что пусть все идет своим чередом.

Доктор Чарльз был американцем. Постоянно он жил в Чикаго, а в Мексику летал несколько раз в год для лечения пациентов стволовыми клетками. Мы так и не узнали его фамилии. «Зовите меня доктор Чарльз», – говорил он. Его пациентам ничего не было известно о клинике в Чикаго, а чикагских пациентов лечить в Мексику он не отправлял. Таким образом он защищал свою профессиональную репутацию у себя дома.