Под рябиной - Эдна Барресс (1995)

К вечеру! Я не слышала сводку погоды, пока провожала Рикки. Так быстро! Не может быть, ведь всего несколько дней назад было так тепло.

То, как неуклюже я выбиралась из машины, привлекло внимание таксиста, и он догадался о моем положении, несмотря на ворох одежды,

— Подожди, дорогуша, — сказал он, выходя из машины. — Я возьму твои вещи.

Я расплатилась с ним у входной двери. Он колебался, оглядывая меня.

— Уж не собираешься ли быть здесь одна? Сейчас здесь, как у черта на куличках. Позвони нам, если захочешь выехать отсюда, но поторопись, слышишь!

— Нет, подруга заедет. Все будет в порядке. — Его забота была приятна; было ни к чему говорить, что здесь нет телефона.

Я наблюдала, как такси выезжало на тихое, пустое шоссе, и взглянула на серое небо сквозь голые ветви дерева у крыльца. Потом вошла внутрь.

Должно быть, я — глупая. Предположим, что снег действительно пойдет так скоро, и Марион придется совершить такую отвратительную поездку из-за меня? Да, но теперь уже поздно, ничего не поделаешь, надо заняться делами и быть готовой, как только она приедет. По тому, как выглядит небо, не трудно догадаться, что вскоре после трех станет темно.

Дом принял меня, смыкаясь вокруг, атмосфера прохладная — но совсем не враждебная. Я зажгла свет и включила электроплитку. Металлическая полоска нехотя разогревалась. Напряжение было слабым.

Импульсивно я подкрутила и завела старые часы. Их тиканье было дружеским. Появилось чувство непринужденности. Может, наконец, тетя Эмма успокоилась в своей могиле. Жаль, что я думала о том, что…

Я ведь сказала, что никогда не вернусь сюда; эта мысль пришла мне в голову, когда на минуту я остановилась у часов. Но мне сейчас было так хорошо, я была так счастлива и довольна, что казалось, будто могу бороться с необоснованными страхами.

Для начала я взялась за кухонный шкаф: заворачивала в бумагу и складывала в стопку тарелки, вычищала ящики, совершенно отказываясь отвлекаться на интересные безделушки, наваленные, как окаменевшие останки.

А теперь за сундук. Сначала не поддавался замок. Сундук не был заперт на ключ, я уже открывала его раньше, но кувыркание по лестнице не прошло даром — вывело защелку из строя.

Вознаградив себя за конечный успех чашечкой кофе и бутербродом, я вновь погрузилась в работу. Уже долгие годы никто не дотрагивался до содержимого, даже, наверное, сама тетя Эмма. О том, что я увидела, можно было догадываться и раньше: в нос мне ударил затхлый влажный запах старого белья — почти непользованного. Тяжелые льняные скатерти и салфетки, три теплые ночные рубашки из английской фланели; возможно, к концу жизни бедная старушка с помутившимся рассудком даже не раздевалась. Я заторопилась — скоро здесь будет Марион. Совершенно необъяснимо моим мозгом овладела немного устрашающая мысль. Может, из-за того, что я вторглась в личную жизнь тети Эммы? Все старые тревоги вновь вернулись ко мне. Я позволила внушить себе чувство ложной безопасности, а дух, этот злой дух, наполнил собой все и завладел пространством.

Очень быстро я вытащила остатки содержимого. Нужно покончить со всем этим. Но что это? Я держала в руках довольно необычное одеяние. Да, это мужская ночная рубашка. Я уже подбиралась к другому поколению. Папа!

Матерчатый сверток выпал и ударился об пол со звуком слишком глухим и тяжелым для обычной материи. Я подобрала его и развернула. Стопка писем, перевязанных голубой лентой! Мои мысли вновь перелетели на другое — надо сказать об этом Марион, когда она приедет, вот уже сейчас она должна выехать из дома. Панический страх рос внутри, а в воздухе вновь запахло опасностью.

Неужели она искушает меня, хочет, чтобы я прочла их? Я бросила связку писем.