Заложник любви - Терри Лоренс (1994)

Прижавшись спиной к задней стене сарая, Конни боялась заглянуть в окно. Свет свечи может высветить ее лицо и выдать часовому, если он через дверь заглянет в сарай. Но она собралась с духом и все-таки заглянула. По другую сторону от грязного стекла были глаза Ника. Она закрыла рот рукой, чтобы не закричать.

— Конни! — Ник потянулся к ней, но цепи не позволили ему подойти.

Рукой, однако, он сумел дотянуться до окна.

— Говори тише! — раздался ее горячий шепот.

Она с трудом справилась с комком в горле, увидев, как сотня чувств отразилась на его лице. К ее удивлению, из них верх взяло негодование. Он отступил от окна и впился взглядом в лицо женщины, которую именовал своей богиней. Черный платок покрывал ее каштановые волосы, и что-то вроде дегтя было на ее лице. Зеленые, как море, глаза были полны слез. Разве галлюцинации плачут?

Он снова потянулся к ней, пока кольцо не впилось в его ногу со страшной болью. Но он даже не осознавал, откуда идет эта боль.

— Ты не галлюцинация?

Из ее горла исторглось приглушенное рыдание. Она просунула руку сквозь выбитый уголок стекла, и рукав зацепился за острый край, обнажив белизну ее руки.

Их руки встретились. Он дотронулся пальцами до своих губ, потом до ее руки.

— Только так я могу сейчас поцеловать тебя, — прошептал он, осознав, что это не галлюцинация.

Она засопела и зашмыгала носом, как совсем уж не подобало делать такой красивой женщине, как она.

— Мне нельзя плакать, смоется обувной крем!

Ник попробовал улыбнуться.

— Я боюсь, — сказал он.

— Боишься?

— За тебя. Я не думал, что ты станешь подвергать себя такой опасности. Это не входило в мои расчеты. Я тебя просил и предупреждал…

— Дурацкая, яйца выеденного не стоящая чепуха! Не мели вздор сейчас, Ник! Я пришла спасти твою вшивую шкуру, а ты!.. Я люблю тебя!

— И я люблю тебя, — ответил резко он, — и поэтому хочу, чтобы ты поскорее отсюда убралась!

Конни схватилась пальцами за край окна и подтянулась на цыпочках. Теперь она могла видеть его всего.

— Послушай, идиот! Ты заставил меня влюбиться в тебя, когда я была совершенно убеждена, что только один человек что-то значит для меня в этом мире. И ты клялся мне, что не хочешь ввязываться в эту историю, а сам такою ценой вызволил моего отца! Ты дал им посадить себя, как шелудивого пса, на цепь!

— Если ты пришла сюда, чтобы оскорблять меня, лучше побереги слова!

— Я пришла сюда, чтобы выручить тебя из беды! Если ты не возражаешь, то я скажу тебе со всей откровенностью: весь твой вид кричит о помощи, что бы ты ни говорил!

Она была ему нужна. Она и только она. Она изменила всю его прежнюю, никчемную жизнь. И что он только желал сейчас, так это видеть ее рядом с собою всегда.

— Поль здесь? — спросил он хриплым голосом.

— Возможно, я и храбрая, как ты говорил, но не такая дура, чтобы прийти сюда одна. Папа с рацией сидит у дороги на случай, если возвратятся мятежники, а у Поля при себе небольшой личный арсенал вооружения, которым смог бы гордиться даже Рэмбо.

— Он дал тебе хотя бы пистолет? Передай мне его!

Конни пропустила просьбу Ника мимо ушей. Поль дал ей гранату, приказав выдернуть чеку и швырнуть ее только тогда, когда кто-нибудь приблизится к ней ближе двадцати футов, в противном случае граната была бы бесполезна. Эта граната не убивала, она лишь парализовывала на время, производя ослепляюще-оглушающий эффект. Это означало, что Конни придется подпустить к себе вооруженных людей на двадцать футов. Она надеялась, что ей хватит мужества выждать и в нужный момент выдернуть чеку.

Кассета с записью песен Боба Марли, видимо, кончилась. Мятежники, должно быть, искали, что бы еще поставить.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Конни с тревогой в голосе.

— Я все это время думал о тебе.

— Ты, наверное, выходишь из себя от злости на меня?

— Я выхожу из себя от любви к тебе!