Голубые Орхидеи - Джулия Фэнтон (1995)

— Убийство? — Кит смотрел на нее с удивлением, его рука с круассаном застыла на полпути ко рту. — Ты не можешь думать об этом серьезно, Валентина. Не говори больше такого.

— А что, если это правда?

— Я уверен, что это не так. По правде говоря, до меня дошли не очень приятные слухи о Пите Мадзини — его интимная жизнь немного, как тебе сказать… эксцентрична. Может, кто-то из его подружек… или друзей оставил ему эти следы забавы ради. А если кто-то и нажал на него, то скорее всего сам Уиллингем. Старик без ума от Джины и сделает ради нее все что угодно.

— Но не станет же он нападать на режиссера? — настаивала она.

— Милая, я думаю, у тебя немного разыгралось воображение.

Она нахмурилась.

— Я бы почувствовала себя лучше, если бы ты позвонил ему, Кит… или я сама позвоню. Он просто идет вперед и ни о чем не думает.

— Успокойся, — сказал Кит. — Обещаю тебе, я позвоню ему.

Над Вашингтоном сияло голубое небо.

Сенатор Уиллингем вынес переносной кнопочный телефон на балкон своей квартиры в Уотергейте, чтобы насладиться легким ветерком. Звонок Кита Ленарда ошеломил его. Все, что он слышал в последние дни, было связано с предостережениями о готовящемся убийстве. Сначала русский, пытавшийся напугать его до полусмерти. Теперь — Ленард. Может, ему пора вынуть голову из песка и посмотреть фактам в лицо? Колумбийцы ненавидят его и вынесли ему смертный приговор.

Черт побери! Он испытывал отвращение к такому положению — оказаться беспомощной жертвой, трясущимся стариком, который может только сидеть и ждать, когда его пристрелят.

Они наметили покушение на вечер бродвейской премьеры. У них есть снайперы с мощным оружием. И не станет ли он превосходной мишенью со своими белыми волосами, белоснежным костюмом и черным галстуком-ленточкой? Проклятье, он был заметнее, чем горилла на Северном полюсе.

Наверное, ему придется отменить посещение театра. Похоже, у него нет иного выбора.

Он уныло потянулся за беспроволочным телефоном и уже собирался набрать номер своего начальника охраны, когда его осенила идея.

Черт, это могло сработать!

В Бостоне было объявлено пять представлений. Два состоялись, три еще предстоят.

Разъяренная Беттина металась за кулисами — Джина Джоунз продолжала вскидывать ногу на секунду позже, а однажды даже пропустила два такта, сбив всех остальных танцовщиц. Публика, может, и не заметила, но Беттина увидела, и это сводило ее с ума.

— На что ты глазеешь? — свирепо набросилась она на нового рабочего сцены, который стоял и смотрел на женщин.

— Ни на что.

Молодой человек отвел глаза. Беттина решительно направилась к Питу, только что вышедшему из кулисного коридора.

— Пит, мы должны поговорить снова, и на этот раз я не подчинюсь.

— Потом, потом, — пробормотал режиссер.

— Не смей откладывать меня на потом, — огрызнулась она. — Джина Джоунз испортит мне всю хореографию. Она танцует неровно, нарушает синхронность и делает ошибки. Пит, ошибки, которые бросают тень на меня. Пусть она закончит здесь, в Бостоне, но потом канет в прошлое! Нам она не нужна.

Мадзини побледнел.

— Успокойся, Беттина. Джина не так уж плоха, она добавляет обаяния кордебалету. Публике нравится на нее смотреть.

— А мне плевать на то, что им нравится на нее смотреть. А вот может ли она танцевать? Это большой вопрос, и ответ на него — нет, не может. Она дилетантка, Пит. Хочешь, чтобы я произнесла по буквам? Д-И-Л…

— Довольно, — оборвал ее Мадзини и поспешно ушел.

— Пит! — закричала она вслед. — Я буду действовать через твою голову!

Он скрылся. В ярости она повернула голову и увидела, что рабочий сцены поспешно отвел глаза, как будто подслушивал. Да, она знала, что все считают ее сукой, и понимала почему. Но она не сдастся так просто — сегодня вечером она снова поговорит с Китом. Никто не мог навязать Беттине танцовщицу, которую она не хотела.