Голубые Орхидеи - Джулия Фэнтон (1995)

— О, и у нас на сегодняшний вечер приготовлен сюрприз. Кроме Джулии Эндрюс и других звезд. Сестра Мэри Агнес сказала мне, что в школе есть маленькая певчая птичка, ребенок с невероятным голосом. Точнее говоря — две девочки. Мы собираемся показать их.

— Какая замечательная идея! — разливалась Шерли.

— Мы надеемся, что тогда гости начнут думать о реальных детях и охотнее им помогать.

Муж Пичис Эдгар помахал ей рукой с другого конца палатки, где стоял с двумя братьями-нидерландцами Джеймсом и Джоуи, сумевшими только что приобрести несколько бродвейских театров.

Она извинялась, осторожно пробираясь через элегантно разодетую толпу, приветствуя друзей, мимо которых проходила. Пичис пользовалась известностью в детройтском обществе и сама знала многих.

— Пичис, — улыбнулся Эдгар, обнимая ее. Ему было пятьдесят два. Своей привлекательной внешностью он напоминал Дэвида Нивена. Эдгар жил и дышал бизнесом, ему принадлежало до сорока театров и открытых концертных площадок. Пичис почтительно улыбнулась и присоединилась к разговору, хотя думала она о красивом ребенке, которого только что видела.

Она едва могла дождаться ее выступления.

Джулия Эндрюс в блестящем белом узком платье только что подошла к микрофону и запела попурри из «Моей прекрасной леди» и «Звуков музыки».

Как только голос Джулии донесся до палатки, сенатор Чарлз Уиллингем поправил белую холщевую перевязь, которую носил, ощущая, как боль от раны в плече ударила в голову.

«К черту в ад все это», — подумал он. Прошло только две недели с тех пор, как какой-то сумасшедший появился откуда-то в его приемной окружного сенаторского офиса в Мобиле и выстрелил в него два раза. Одна пуля застряла в бюро секретаря, другая задела плечо Уиллингема. Он согласился посетить благотворительный вечер только потому, что его близкий друг сенатор Филип Харт из Мичигана попросил его об этом как об особом одолжении.

В маленьком алькове главного здания гримерша нагнулась над танцовщицей — звездой Энн Миллер, чтобы нанести на ее лицо гигиеническую пудру. Гример также символически прошелся по лицам двух девочек, слегка подкрасив им губы розовой помадой и немного подрумянив щеки.

До них доносился голос Джулии Эндрюс, чистый, как хрусталь.

— Она так п-потрясающе поет, — заикаясь, пробормотала Орхидея, испытывая приступ страха перед выходом на сцену. Веснушки выступили на ее лице светло-коричневым узором.

Валентина взяла маленькую потную руку подруги в свою и крепко сжала.

— Ты же любишь мечтать, будто мы настоящие звезды, Орхи? Что ж, мы добьемся этого сегодня вечером. Понаблюдаем за Джулией Эндрюс и сделаем все, как она… тогда мы им понравимся.

— Ты уверена? — улыбаясь, спросила Орхидея.

— А теперь, леди и джентльмены, здесь присутствуют два ангела, которые собираются доказать, что все хорошее приходит к нам из детства.

Валентина и Орхидея, нервничая, стояли на краю специально сделанной сценической площадки, где всего несколько минут назад выступала Джулия Эндрюс.

— Я хочу представить вам… мисс Валентину и мисс Орхидею!

Шум и аплодисменты приветствовали девочек, вышедших к опущенному микрофону.

Валентина окинула взглядом огромную палатку. Море лиц было обращено к ним.

— Боже мой! — задыхаясь, выпалила в микрофон Орхидея.

Гости засмеялись, а Валентина инстинктивно приблизилась к подруге.

Раздался взятый на пианино аккорд, Валентина сделала глубокий вдох в ожидании первой ноты. Чистый и прозрачный звук возник из глубины груди, как учила сестра Патриция.

Голос Орхидеи создавал нежный гармонический фон, а Валентина наполнила праздничную палатку богатым, глубоким звучанием.

Девочки сбежали со сцены по деревянным ступеням под гром аплодисментов.

— Замечательно… замечательно, — восторженно повторяла Пичис Ледерер, стоявшая рядом со сценой вместе с мужем и Долли Ратледж, известным организатором вечеров.