Ча-ча-ча - Джейн Хеллер (1996)

После этого я позвонила в дверь и стала с нетерпением ждать, когда мама откроет нам. Но дверь открыла Нора Смол — ее постоянная горничная.

— Привет, Нора, — сказала я и вошла, хотя меня и не приглашали внутрь. — Мама дома?

— Нет, мисс Элисон, — ответила она с ямайским акцентом. — Миссис Ваксман ушла.

— Ушла? Куда? — Я не подумала, что следовало прежде позвонить по телефону, чтобы убедиться, что мама дома.

— Она ушла с одним джентльменом.

— С джентльменом? А ты случайно не знаешь, как зовут этого джентльмена?

— Нет, мисс. Ваша мама не называла его по имени.

— А ты видела его? Как он выглядит? — спросила я Нору.

— Нет, мисс. За вашей мамой заехал Шофер этого джентльмена.

— Его шофер? — удивилась я. — Это точно Элистер. У него есть шофер на его лимузине.

— Мисс Элисон, что-то не так?

— А, нет. Извини, Нора. Ничего, если я и мой друг подождем маминого возвращения?

— Конечно. Если я вам понадоблюсь, я буду на кухне.

Мы с Кулли просидели несколько минут молча в маминой гостиной. Потом я встала с дивана и подошла к нему.

— Пойдем, — сказала я, беря его за руку. — Я покажу тебе мемориал Сеймура Ваксмана.

— Что-что?

— Иди за мной.

Я провела его в спальню.

— Вот. Вот что я имела в виду, — сказала я, указывая на многочисленные фотографии, теннисные призы и другие памятные вещи, в изобилии украшавшие стены, книжные полки и шкафы. — Добро пожаловать в храм моего отца — место, призванное облегчить горе безутешной вдовы Ваксмана.

— Поразительно, — сказал Кулли, покачивая головой. — Здесь, по крайней мере, сотня фотографий твоего отца. Я могу сказать о твоих родителях только одно — внешне они производят впечатление счастливой пары. — Он держал в руках фотографию Сея и Дорис, сделанную во время их медового месяца в отеле «Фонтенбло» на Майями Бич.

— Сейчас я просто не могу на это смотреть, — сказала я. — Это все ложь. Моя мать — гнусная лгунья. Представить невозможно, что она якшалась с Элистером Даунзом, когда у нее был такой человек, как мой отец.

— Давай подождем и послушаем, что она сама скажет, — предложил Кулли. — Пойдем и выпьем чего-нибудь.

Около половины десятого я услышала, как открылась входная дверь. Затем раздался прокуренный голос матери:

— Благодарю за великолепный вечер. Ты добрый и щедрый человек. Спокойной ночи.

За этим последовало шуршание шин отъезжающей от дома машины и шаги матери по мраморному полу прихожей. Добрый и щедрый, вот задница. Я не расслышала голоса мужчины, но он не мог принадлежать никому другому, кроме этой свиньи Элистера. Должно быть, он поцеловал ее на прощание своими семидесятипятилетними губками. Отвратительно. Все это было просто отвратительно.

Когда моя мать вошла в комнату, мы с Кулли встали, словно два подданных, приветствующих английскую королеву. Только это была не королева Англии, а королева Претенциозности.

— Элисон, дорогая. Какой приятный сюрприз. Мне незнаком тот грузовик, что стоит перед входом, — проговорила она, направляясь ко мне с протянутыми для объятий руками. Я держалась довольно сдержанно, но все же позволила ей изобразить эфемерный поцелуй на моей щеке. Это был один из тех бестелесных поцелуев, которые она дарила, когда не хотела смазать губную помаду.

— Это не грузовик, это «джип», — холодно сказала я. — Тот самый «джип», в который ты едва не врезалась, когда выезжала тем памятным утром от Элистера Даунза.

— Понятно. А это кто? — спросила она, имея в виду Кулли. Однако взглядом она его не удостоила. Вместо этого она принялась рассматривать свою юбку и смахивать с нее невидимую пылинку.

— Это Кулли Харрингтон. Кулли, познакомься с моей мамой, Дорис Ваксман, — сказала я.

— Здравствуйте, — произнес Кулли и протянул руку. Он не улыбнулся, а моя мать не пожала его руки.