Аферистка - Кристина Грэн (2005)

Ложь согрела меня, и я наконец расстегнула шубу. Маркус понял, что сумма моих долгов огромна, и у него задрожали уголки губ.

— Мне, пожалуй, следовало продать эту шубу. Но я постоянно мерзну.

Женщины могут быть противоречивы. Впрочем, вряд ли Маркус имел большой опыт общения с молодыми женщинами. На его письменном столе стояла семейная фотография в серебряной рамке. На снимке изображена женщина с маленьким сыном.

— Мне не следовало обременять вас своими проблемами, — промолвила я, хотя думала совсем иначе.

В жизни Маркуса не было серьезных забот. Единственная проблема для него — мороз, погубивший розы на клумбах, или требующий обновления венок на могиле жены. Его сын, банкир, уже обзавелся семьей, у него подрастала дочь. Маркус состоял членом трех наблюдательных советов и получал пенсию в размере оклада статс-секретаря. Ему было шестьдесят шесть лет, в течение жизни он аккуратно вкладывал деньги в акции и сколотил небольшое состояние, которое удалось выгодно разместить. Прямой, как линия, жизненный путь, заканчивающийся смертью. Именно это пугало Маркуса. Ночи напролет он размышлял над страшной перспективой, не в силах уснуть. Бедный Маркус! Он рассказывал мне, что боится болезни Альцгеймера, старческого слабоумия. Именно этим недугом страдала его супруга, измучив всю семью.

Кто позаботится о Маркусе, если с ним что-нибудь случится? Маркус сказал, что каждый должен иметь в этом мире хотя бы одного человека, на которого можно положиться в трудную минуту. Я назвала это желание несбыточным и чрезмерным. Сироты и вдовцы порой бывают циничны. Маркус выразил мне свое сочувствие, моя судьба казалась ему страшной и жестокой. Большего я и не могла ожидать после трехчасовой беседы.

— Ты привез бы меня к себе в дом, если бы я была старой и безобразной? — спросила я.

И он ответил утвердительно. Откровенная ложь, лишенная всякого изящества. Хороший гражданин и ревностный протестант может уживаться с большой ложью и не терзаться при этом угрызениями совести. Ложь нередко оправдывается самыми добрыми, в том числе и христианскими, побуждениями, например, жалостью или стремлением к личному совершенству. Маркус часто употреблял слово «гуманизм», он был поклонником Томаса Манна и Иммануила Канта, обожал Баха и Бетховена. А также свою трехлетнюю внучку, розы, пешие экскурсии в горы, которые, впрочем, не должны длиться более двух часов, и красное вино, в умеренных количествах, разумеется. Выдержанный коньяк он тоже любил.

Два раза в год Маркус делал пожертвования в благотворительный фонд. Он был подписчиком «Франкфуртер альгемайне» и имел абонемент на все премьеры Франкфуртской оперы. Его «мерседес» простаивал в гараже, так как вождение автомобиля нервировало Маркуса. Находясь в преклонном возрасте, он боялся смерти и старался избегать возможных опасностей. Наблюдался у хороших врачей и имел крепкое сердце. Его жизнь была печальной, но он не сознавал этого.

Комната для гостей в доме Маркуса была обклеена розовыми обоями. Прежде чем выйти за дверь, Маркус поцеловал мне руку.

Руководство таксопарка не уволило меня за разбитую машину, однако я получила строгий выговор за неосторожное вождение в плохих погодных условиях. Я перешла работать в дневную смену, так как Маркус часто использовал меня по вечерам в качестве своего личного шофера. Он проявлял ко мне отцовскую заботу, порой преувеличенную и казавшуюся мне лицемерной. Если он действительно видел во мне дочь, значит, его с полным правом можно обвинить в извращении — в попытках инцеста.

Однако Маркус, по-видимому, обманывал себя, находя своим действиям какие-то приемлемые оправдания. Во всяком случае, он постоянно задерживал мою руку в своих ладонях, когда целовал ее в знак приветствия или на прощание и давал мне сто марок в качестве чаевых с таким смущенным видом, как будто платил за интимные услуги.