Аферистка - Кристина Грэн (2005)

Я встала в ванне, и он подал мне полотенце, оно было желтовато-зеленым, в тон кафельной плитке. Пауль всегда заботился о цветовой гармонии. В его взгляде я заметила выражение легкой брезгливости. Некоторые мужчины испытывают физическое отвращение к беременным женщинам. Среди моих так называемых подруг в Мюнхене ни одна, пожалуй, не рискнула бы испортить фигуру и забеременеть, не вступив предварительно в брак. Когда это случилось со мной, Геральд в течение дня договорился с одной из частных лондонских клиник, купил мне билет на самолет и забронировал номер в гостинице. В организационных вопросах он всегда был на высоте.

— По тебе не скажешь, что ты беременна, — заметил Пауль.

Я присела перед ним на корточки и положила голову ему на колени. Героини Вагнера не беременели, а его собственный жизненный опыт был слишком скуден, поэтому он не знал, как себя вести.

— Нашей бедной крошке всего лишь шесть недель, но скоро мои груди начнут набухать, а живот расти. Знаешь, это настоящее чудо…

Паулю нравилась моя грудь, но он считал, что она и так достаточно большая. Его сестра была более нежной и хрупкой, хотя на первый взгляд она чем-то походила на меня. Валькирии казались ему настоящими чудищами. В опере Пауль слушал пение с закрытыми глазами, потому что внешний вид грузных певиц портил все впечатление от музыки.

Слушая мои рассуждения о ребенке, Пауль осушил полбутылки виски.

— Сколько денег тебе нужно? — наконец спросил он, у него уже слегка заплетался язык.

— Ты хотел сказать: нам нужно? Думаю, тысяч сто, — отвертела я, уткнувшись лицом в его плодовитые чресла. Он некоторое время молчал, и я взглянула на него снизу вверх. Его глаза увлажнились от выпитого виски и жалости к себе. — О, Пауль, мне очень неприятно говорить о деньгах. Это так банально по сравнению с тем, что между нами было.

Пауль встал, ему явно не хотелось, чтобы я прикасалась к нему.

— Кругленькая сумма, — промолвил он.

И это говорит тот, для кого, по его собственным словам, деньги ничего не значат! Пауль налил себе еще виски. В ванной комнате стоял запах алкоголя и пряностей, которыми были приправлены жареные колбаски.

Пока Пауль, держась за пальму, потягивал виски, я объясняла ему, сколько стоит квартира, мебель, кроватка для младенца и детская коляска. При этом я обмолвилась о стоимости стереосистемы. На это Пауль заявил мне, что нельзя сравнивать искусство и детей. В его фигуре не было ничего героического, купальный халат топорщил набитый колбасками живот, отражавшийся в зеркалах ванной комнаты. Плечи Пауля были слишком узкими и покатыми для того груза вины, который он взвалил на себя.

— Мне это все страшно надоело, — сказал Пауль, и я стала утешать его.

Наконец он принес чековую книжку, выписал на мое имя чек на сумму, которую я назвала, и поставил размашистую подпись. У меня по телу побежали мурашки от только что принятой горячей ванны и чувства торжества. Я одержала маленькую победу над капиталом. Пауль сказал, что сам может купить все необходимое для младенца, но я, поблагодарив его, отказалась. У меня были совсем другие планы. Я была уверена, что смогу обменять полученный чек на ласковые слова и прикосновения Коэна. Искренняя любовь представлялась мне утопией, и я не верила в нее. Я считала, что щедро отблагодарила Пауля за его деньги, ведь я сумела внушить ему мысль о том, что он желанный, достойный любви мужчина. У него был выбор: он мог не выписывать чек и остаться со мной. У меня в свое время тоже был выбор: я могла не подписывать документы, которые мне подсунул Геральд. Человек не сразу понимает, по какой дороге ему следует идти, и блуждает по запутанным тропкам до тех пор, пока окончательно не заблудится и не остановится в полной растерянности.

— До свидания, Пауль, — сказала я, направляясь к такси, которое он для меня вызвал.