Без жалости - Лоис Гилберт (2004)

— Но ведь умерла твоя дочь и ты о ней скорбела! Как у тебя хватило сил воспитывать нас с Райаном?

— Я скорбела, это правда. После того как Каролина умерла, я вышла во двор и срубила прекрасное персиковое дерево перед домом. Оно было очень красивое, все в цвету, но в доме не осталось дров, а сил, чтобы срубить другое дерево — в лесу или хотя бы у пруда, — у меня не было.

— Не представляю, как тебе удалось справиться со всем этим, — сказала я.

Я-то точно знала, что не смогла бы пережить смерть дочери. Это была бы такая потеря, о которой и думать-то страшно.

— Через месяц после смерти Каролины я совершила свой первый вояж за моря. Я отправила вас с Райаном к кузену Неду и его жене Карлотте. Тогда они жили в Бингемптоне. Ты помнишь об этом?

— Нет, — сказала я чистую правду. Мои воспоминания о детстве начинались лет примерно с четырех, и я ничего не знала ни о смерти матери, ни о событиях, которые за этим последовали.

— Ну, нет так нет. Итак, я улетела в Найроби. Я тогда ничего не боялась — и никого. Главное же, я перестала испытывать страх перед чистым листом бумаги и поняла, что созрела для писательской деятельности. Я хотела показать людям, как я вижу мир. Вместе со страхами пропали и застенчивость, и опасение оказаться в глазах читателей смешной и наивной. Я знала, что после смерти дочери уже ничто не в силах меня поколебать. У меня появилось ощущение, что терять мне больше нечего.

Сообразить, какое направление примет разговор в следующую минуту, не представляло труда. Бабушка собиралась вернуться мыслями к своей литературной деятельности и начать вспоминать о своих книгах, о заморских странах, где ей довелось побывать, и, разумеется, о наградах, которые она получила за свой труд, о номинации на Пулитцеровскую премию.

Скажу честно, я все это уже сто раз слышала, и мне стало скучно.

Бабушка заметила поселившееся у меня в глазах тоскливое выражение, выпрямила спину, подтянулась и как ни в чем не бывало заговорила о более интересных для меня вещах:

— Чего я никак не могу взять в толк — так это того, о чем думал все эти годы Эдвард. И уж тем более не могу объяснить, с какой стати он снова здесь объявился.

— Быть может, ему просто захотелось вернуться в семью? — сказала я.

— Я бы этого не допустила. — Бабушка посмотрела поверх моей головы в окно. Выражение лица у нее сделалось жестким и непреклонным.

— А почему, собственно? Я была бы не прочь познакомиться со своим отцом и поближе его узнать. Райан, к примеру, тайно встречался с ним на протяжении целых тридцати лет.

У меня и в самом деле накопились к Эдварду вопросы. Мне было интересно узнать, охотился ли он хоть раз в жизни, путешествовал ли по миру, играл ли на каком-нибудь музыкальном инструменте. Я обязательно спросила бы у него, любит ли он классическую литературу и старинную музыку. А потом я задала бы ему свой главный вопрос: жалеет ли он хоть чуточку о том, что меня оставил? И еще — я обязательно выяснила бы, почему он так долго не хотел меня признавать.

Бабушка, криво улыбнувшись, произнесла:

— Твои слова о том, что отец и сын регулярно встречались, только подтверждают мои худшие предположения насчет Райана.

Услышав это замечание, я буквально расцвела. Оказывается, отношения между бабушкой и ее «маленьким принцем» были далеко не такими безоблачными, как я предполагала. Кое-какие недостатки за ним она все-таки подмечала.

— Какие же у тебя предположения? — спросила я. — Думаешь, наверное, что он хитер и далеко не так прост, как кажется?

— Я думаю, что он — слабый человек.

— Другими словами, ты полагаешь, что Эдвард платил ему за молчание, а такое положение вещей его вполне устраивало — так, что ли? — спросила я.

— Именно. Если Райан мог пойти на такое, мне ничего не остается, как задать себе вопрос: а на что он еще способен ради денег?

Кто-то постучал в дверь спальни, и мы с бабушкой невольно вздрогнули от неожиданности.