Священная земля - Барбара Вуд (2006)

Однако он наблюдал и за процедурами, которые были ему не вполне понятны и уж вовсе не носили научного характера: когда травы и лекарства не помогали, в дело вступала магия. Годфредо знал, что это не «сила» орлиного пера, клыков койота или кожи гремучей змеи оказывала исцеляющее воздействие, а скорее совместная сила веры больного в целительницу и целительницы в саму себя. Оба верили, что она может вылечить его, и каким-то образом собственная сила воли пациента воздействовала на процесс лечения. Годфредо почти восхищался этим методом. Вот если бы подобная вера появилась в Европе, где большинство докторов — шарлатаны! И если пациент не справлялся, то выздороветь помогала сила воли всего клана. Годфредо сам стал свидетелем такому чуду, когда однажды на берег принесли раненого охотника на тюленей. Мужчина напоролся на копье, и теперь его рана гноилась, из-за чего он весь горел. Марими в соответствии с ритуалом развела костер рядом с телом умиравшего человека. Тем временем первая семья раненого окружила его плотным кольцом, а за их спинами встала вторая семья, состоявшая из кузенов, дядек и теток. Марими потрясла погремушками на четыре стороны света, взывая к их силе. Подняв голову, она пела луне. Она посыпала тело мужчины истолченными водорослями и тюленьим жиром нарисовала загадочные символы на его горевшей коже. Потом достала камень, на котором были вырезаны изображения многоножек. Она показала его луне, четырем ветрам и затем бросила кусок смолы на камень, закрыв рисунок, «убив» многоножек, считавшихся символами смерти. И сразу же мужчина стал легче дышать, жар отступил, а после песен, пропетых его семьей, он открыл глаза и попросил воды.

Годфредо утверждал, что это была магия, тогда как Марими сказала, что это просто помощь духов. А то, что Марими считала магией, Годфредо называл наукой. Когда ему все-таки удалось убедить ее надеть очки, она воскликнула, что благодаря их магии по-новому увидела мир вокруг себя. Он попробовал растолковать ей, что такое стекло и линзы, но Марими не стала слушать. Особенно после того как он показал ей, что с помощью очков умеет добывать огонь, просто подержав их на солнце и не пользуясь палочкой, которой топаа обычно терли о кусок дерева.

Он записывал их религиозные обряды. Во время зимнего солнцестояния топаа собирались в священном каньоне, где все племя ждало появления Марими из пещеры. Когда она выходила, то три раза стучала по изображению солнца на своем посохе, поднимала его к небу и «перетягивала» светило обратно на север, возвещая конец зимы и начало возврата солнца. Все радовались, и Годфредо переносил это на пергамент.

Годфредо записывал приметы их обихода. Увидев, что Марими готовит желудевую кашу в корзине, бросая в водянистую массу горячие камни и энергично помешивая, чтобы корзина не загорелась, Годфредо спросил:

— Почему ты не варишь в горшке?

Она посмотрела на него с недоумением, и он осознал, что не видел в деревне ни одного гончарного изделия. Кроме нескольких керамических предметов, по словам Марими выменянных на смолу у жителей островов, сами топаа ничего не лепили из глины. Они готовили пищу, хранили семена и носили воду только в корзинах.

Дон Годфредо отметил в своей летописи, что у пожилых топаа зубы сточены до десен — они не ломались или выпадали, а именно стачивались. Он нашел ответ на эту загадку после своей первой трапезы в их кругу: в желудевой каше скрипел песок и каменная пыль, попавшие в толченые семена, а на корни и луковицы, которые шли в пищу в сыром виде, налипла грязь.

Дон Годфредо записал, что нигде не было полей зерновых, а только небольшие делянки с табаком, единственным растением, которое топаа выращивали самостоятельно. Табак собирали, высушивали на раскаленных камнях и толкли в мелких ступках, чтобы затем набить им курительные трубки.