Священная земля - Барбара Вуд (2006)

Но в основном его летопись была посвящена Марими, которая все больше западала ему в сердце. Он наблюдал за ней, когда она выполняла обязанности шаманки, общалась с соплеменниками, смеялась, размышляла, и отмечал ее странное поведение, когда каждый месяц она на пять дней скрывалась в небольшой хижине на краю деревни, где жила в уединении, ни с кем не разговаривая, не встречаясь, лишь получая еду и воду от женщин из своей семьи. Годфредо узнал, что это обычай всех девушек и женщин племени — ежемесячное течение жидкостей содержало огромную силу луны, которую необходимо было сдерживать. Если женщина в этот период заговаривала с другими членами племени, прикасалась к их еде или пересекала их тень, то она могла навлечь на них болезнь и смерть. Считалось, что в это время женщины тоже подвержены заболеваниям, поэтому им запрещалось мыть волосы, есть мясо, работать и спать с мужьями.

В конце концов настал день, когда Годфредо более не мог скрывать вопрос, горевший в его сердце. Он спросил у Марими, что произойдет, если она проведет ночь с мужчиной.

— Тогда я заболею и умру, а со мной и все племя.

— А что будет с мужчиной?

— Племя предаст его смерти.

Он проснулся от шума и запаха дыма.

Выйдя наружу, он увидел, что в поселении кипит работа, люди раскладывают рыбу по корзинам и связывают в охапки шкуры выдр. Еще они поджигали свои хижины. Марими сказала, что пришло время ежегодного путешествия в долину для торговли с другими племенами, поэтому они сжигают жилища, чтобы по возвращении на свежей земле построить новые.

Увидев людей, тащивших тяжелый груз, взвалив корзины на спины и зацепив ремни через лоб, Годфредо решил: я научу их делать колеса и повозки. И когда все племя отправилось на восток, точно обыкновенные крестьяне, он гадал, водятся ли в этой земле лошади или хотя бы ослы, которых можно приручить и использовать для перевозки поклажи? Путешествие заняло два дня, и в это время Годфредо позволил себе помечтать.

Пока он жил среди топаа, волосы у него отросли. Подстричь их было нечем, поскольку топаа не имели в своем распоряжении ножниц, лезвий или расчесок. Их каменными ножами можно было только рубить. Его борода тоже разрослась, и он приноровился каждый день подбривать ее заточенными раковинами устриц. Теперь, фантазируя по дороге на восток, он воображал, как научит топаа добывать из земли металл и изготавливать из него полезные вещи вроде ножей, лезвий и котлов для варки.

Он грезил наяву, пока они шли древней звериной тропой, — огромная толпа людей на своих двоих, без животных. Они проходили мимо других поселений, некоторые из которых тоже были снесены из-за грядущего великого собрания. Теперь топаа оказались намного дальше, чем бывал Годфредо во время своих исследований, почти за пятнадцать миль от берега океана, и хотя он видел, что обычаи у племен похожи, языки их различались так же, как и у европейских народов. Марими поведала ему, что тропа, по которой они шли, была путем, пройденным Первой Матерью, когда она впервые попала сюда много поколений тому назад. Люди верили, что эта дорога существовала еще с начала времен.

Наконец они достигли пункта назначения, большого лагеря разных племен. На плоской равнине стояло множество хижин. Марими рассказала Годфредо, что в этом месте они собирали вещество, которым замазывали каноэ и корзины.

— Ла бреа[5], — назвал он по-испански лужи черной смолы, булькающие посреди лагеря.

Марими пояснила, что здесь они торговали с восточными племенами, приходившими из деревни Кукамонга и других отдаленных мест. Когда Годфредо увидел, что древняя тропа продолжалась на восток, то спросил, куда она выходит.

— Янг-на, — ответила она, и по ее жестам он догадался, что она там никогда не бывала.

Марими ни разу не заходила дальше смоляных ям.

— Неужели ты не хочешь узнать, что находится дальше? — спросил Годфредо, когда они построили хижины из принесенных с собой сучков и веток.

— Зачем?