Плохая хорошая девочка - Ирина Арбенина (2002)

— Видите ли, — Оскар потупился, — как я вам уже объяснял, охота — это моя страсть… Хлебом не корми — дай побродить с ружьишком. Но, если честно, я довольно скверный стрелок.

— Ах, вот оно что…

— Признаваться в этом — большой удар для самолюбия. Но вы меня вынуждаете! Вы, Элла, что называется, просто меня «взяли с поличным»!

— Извините…

— Да, я плохо стреляю! Можно сказать, скверно… Очень даже скверно.

— Я догадалась… — не без понятной радости подтвердила я этот диагноз. — К счастью, вы правы. Стреляете вы плохо! Иначе бы мы с вами сейчас уже не беседовали.

— Да, я очень плохо стреляю. Но очень люблю. Очень люблю это дело.

— Так-так…

— Видите ли, Элла… В общем, вы и понять не можете, как манит человека прекрасное добротное оружие. Это, знаете, как фобия… Достать из футляра, протереть, подержать в руках…

— Стрельнуть разок-другой, да? — вздохнула я.

— Ну пострелять… Конечно… Разумеется. Не без того! Но метился-то я не в вас.

— Не в меня?!

— Видно, так уж получилось.

— Вот как?

— Клянусь!

— А в кого же вы стреляли, Оскар?

— Ну мне показалось… В общем, не стоит об этом пока. Пока не стоит, Элла.

— Не скажете?

— Скажу только, что метился я не в вас.

Так мы препирались еще некоторое время.

Но что мне остается делать?

В общем, мне остается только поверить Оскару на слово.

А тем же вечером меня опять пригласили на ужин. Очевидно, в знак примирения. По-видимому, это своего рода «извинение» Звездинских «за доставленные неудобства».

За ужином я предложила не закапывать более наши консервные банки, а использовать в качестве мишеней, чтобы Оскар мог на них тренироваться.

Мне кажется, что моя заинтересованность в том, чтобы господин шоумен научился стрелять более метко, вполне понятна.

Кроме того, мы договорились, что Звездинский будет с утра, отправляясь на прогулку, предупреждать меня, где именно он собирается «побродить с ружьишком». А я соответственно постараюсь держаться от этого места как можно дальше.

В просторной долине стало тесновато после того, как в ней появился такой «стрелок», как Звездинский.

День двадцать восьмой

Сегодня с утра у нас с Диди была удивительная встреча…

Диди первым заметил это чудо. И — вот умнейшее существо! — не залаял, а только ткнулся носом мне в ладонь, давая знать, что впереди нечто интересное.

Это была прелестная серебристо-серая козочка с закрученными в спираль рогами. Она пощипывала траву и время от времени поднимала голову, настороженно прислушиваясь к малейшим шорохам. Мне очень хотелось ее нарисовать. Хотя бы сделать набросок… Но я боялась даже пошевелиться и протянуть руку к сумке, в которой лежал блокнот.

Следующее, по очереди, желание… Как насчет подоить? Я так давно не пила свежего молока… Кажется, я превращаюсь в Робинзона Крузо? Преодолев и это желание, мы отправились с Диди дальше.

Так мы с Диди гуляли довольно долго, а когда, изрядно проголодавшись, повернули обратно в лагерь, произошло нечто ужасное.

Бежавший впереди меня Диди тревожно залаял — и я поспешила ему на помощь.

То, что вызвало у отнюдь не кровожадного Диди, для которого в смысле добычи нет ничего лучше пакетика «Педигри», такое испуганное изумление, испугало и меня!

Очевидно, это была та самая козочка… Может быть, конечно, и другая — не та, которой я любовалась накануне.

Но сейчас ее серебристая шерсть была забрызгана кровью. А тушка мертвого животного была уже наполовину освежевана. Какой-то дикий зверь, хищник, который, очевидно, и убил красивую козочку, уже вырвал у своей бедной жертвы часть внутренностей: сердце, печень…

Кровь еще дымилась — тело было еще теплым. Значит, убили совсем недавно, может, меньше часа назад.