Если ты останешься - Кортни Коул

Стук становится громче, намного громче.

Ебать. Теперь она злится. Я впечатлен тем, с какой силой она ударяет в эту дверь.

А потом громкий треск и что-то ломается.

Какого черта?

Я встаю, и комната вращается. Я не был на ногах в течение нескольких дней. Я

выравниваюсь и снова открываю глаза. Сделав это, я вижу, что мой отец стоит передо

мной. Он чист, выбрит и одет в джинсы.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я его. — Ты только что сломал эту чертову

дверь?

Отец сжимает челюсти.

— Вот, что происходит, когда ты не отвечаешь в течение недели. Твоя подруга

позвонила мне, потому что волновалась. Иди в душ. Нам надо поговорить.

Я бросаю на него сердитый взгляд.

— Пошел ты. Нам надо было поговорить много лет назад. На самом деле, у тебя

было огромное количество шансов на протяжении многих лет, чтобы говорить. Но ты

этого не сделал. А сейчас я не хочу говорить. Смирись с этим.

Я стараюсь проскользнуть мимо него, пройти на кухню, но он хватает меня за руку.

Его хватка сильна и решительна.

— Прими душ, — говорит он медленно и сознательно. — Ты пахнешь мочой.

Надень чистую одежду и возвращайся сюда. Нам надо поговорить. Сейчас. Сегодня.

Я смотрю на него, и он смотрит на меня. Он не отступает. А я пахну мочой.

Наконец, я отворачиваюсь.

— Все равно мне нужен душ.

Я, не оглядываясь, выхожу из комнаты. Вхожу в душ и пускаю воду. Поток

холодной воды окатывает мою гребаную голову. Я не могу вспомнить, как вообще выпил

всю воду на этой неделе. На самом деле, я многого не помню об этой неделе. Каждый раз,

просыпаясь, я просто принимал больше таблеток и пил еще виски.

Я моюсь, бреюсь и одеваюсь.

110

Потом иду в кухню, где выпиваю две бутылки воды. Даже после этого, мой рот все

еще сухой, так что я, должно быть, был сильно обезвожен. Я беру еще одну бутылку воды

с собой в гостиную, где отец ждет меня.

Он убрался, пока ждал, подобрав пустые бутылки виски с пола. Сейчас он сидит в

кресле.

Он смотрит на меня, когда я вхожу.

Он мрачен и трезв, и я вдруг понимаю, что не хочу начинать этот разговор.

— К черту, — говорю я папе. — Мы не говорили об этом ни разу за последние

годы. Я не вижу оснований говорить об этом сейчас. Ущерб нанесен.

Отец смотрит на меня.

— Ущерб был нанесен, — соглашается он. — Но нет никаких причин, чтобы

сделать его хуже. Давай поговорим.

Я сажусь и делаю глоток воды.

— Прекрасно. Почему ты не заставил меня рассказать о том, что случилось?

Если мы собираемся говорить, то могли бы сократить это разговор.

Отец смотрит на меня, потом его взгляд падает на пол.

— Потому что так было легче. Я водил тебя к психотерапевту, но ты не

разговаривал. Я сам пытался заставить тебя рассказать об этом, но ты отказался. И тогда я

решил, что, может быть, я действительно не хочу знать, что произошло. Это оставило

такой сильный след на тебе, поэтому я не был уверен, что смог бы иметь с этим дело.

Таким образом, я перестал пытаться. А потом терапевт сказал мне, что, по его мнению, ты

на самом деле подавляешь воспоминания, что, казалось, даже лучше.

Я наливаю себе еще. Мой язык кажется опухшим от обезвоживания.

— Они поймали его?

Меня передергивает, когда папа качает головой.

— Нет. У них нет описания, чтобы двигаться дальше. Никто из соседей ничего не

видел, они не видели, чтобы кто-то приходил или уходил. У полиции нет никаких зацепок,

с которыми можно было бы работать.

Ебать. Еще одна причина, почему я чувствую себя виноватым. Я мог бы дать им

характеристику.

— Что произошло в тот день? — спрашивает отец. — Мне нужно знать. На твоих