Фаворит императрицы - Нина Соротокина (2013)

– Не знаю такого. Но погоди… А не того ли это Люберова сын, которого в крепость упрятали? – обратилась Варвара Петровна к херувиму.

При последних словах Клеопатра так и встрепенулась.

– Ах, тетушка, его непременно надо принять. Матвей очень огорчится, если мы его не примем.

– А зачем он ему нужен?

– Я вам потом расскажу. От него зависит судьба наша. – У Клеопатры был такой умоляющий вид, что Варвара Петровна почувствовала – дело серьезное.

– Вот уж не знала, что судьба моих племянников зависит от поручика Люберова.

Херувим вскочил, как паяц на пружине, и, озабоченно озираясь, начал прощаться.

– Ты что суетишься-то так, голубчик? Отец сидит, а сын на свободе. Значит, невинный. У нас зазря в крепость не волокут.

– При чем здесь это? Просто мы с маменькой считаем… Как бы это деликатно изречь? – бормотал смущенный херувим, но потом вдруг решил сказать главное и, глядя Клеопатре в глаза, произнес с вызовом: – У нас жизнь какова? У нас жизнь такова, что если знал и не донес, то очень легко можно в Тайную угодить. А почем мы с маменькой знаем, что ваш поручик не в бегах? Про старшего Люберова по столице такие слухи ходят, что ой-е-ей (хо!), что он отпетый злодей!

– Ну что вы плетете, Егор Васильевич? – прошептала со слезами в голосе Клеопатра. – Как можно?

– Стало быть, ты теперь к нам ни ногой? – вторила тетка племяннице.

– Отчего же… Я в вашем полном распоряжении, если отечество не призовет. Война ведь на пороге.

– Тьфу… типун тебе на язык. Экий ты трус!

Херувим все пятился, пятился к двери, а потом, нащупав ногой косяк, произнес – хо! – и исчез.

Елисейка все еще стоял в дверях, изогнувшись знаком вопроса.

– Проси, – сказала Варвара Петровна. – Это уж вовсе неприлично – человека из трусости не принимать.

Родион принарядился для визита к князю Козловскому, больше всего он боялся вызвать своим видом жалость. «Быть светским и любезным», – приказал он себе. Войдя в комнату, он поздоровался и остановился в нерешительности, на общество дам Родион никак не рассчитывал.

– Князя Матвея нет дома. Но, может быть, мы вам будем чем-то полезны? – любезно спросила Варвара Петровна.

– Боюсь, что нет. То есть, простите великодушно, если я сказал неучтиво, но обстоятельства таковы, что я могу говорить только с самим князем Козловским.

– Вы ошибаетесь, вы можете говорить и со мной, поскольку это дело семейное, – подала вдруг голос Клеопатра, и Варвара Петровна с удивлением оглянулась: что такое произошло с племянницей, если голос ее зазвучал так взволнованно и мелодично. – Я княжна Козловская, Матвей – мой брат, а это моя любимая тетушка.

Родион сделал шаг вперед и склонился чуть не до земли. Варвара Петровна от неожиданности протянула ему руку, и тот с почтением ее поцеловал. Этикет целования рук у дам появился в России много позднее, поэтому поступок Люберова можно было оценить как проявление высшего почтения.

– А теперь, тетушка, если можно, оставьте нас одних.

– Вот уж нет, вот уж не можно, – вскричала Варвара Петровна, – да это и неприлично!

– Матвей хочет, чтоб дело наше с господином Люберовым было тайной.

– Хочет – перехочет, – отрезала тетка. – Садитесь, молодой человек, и рассказывайте.

При всей остроте положения (скажите пожалуйста, оставьте нас одних!) Варвара Петровна потому не вспылила, что чувствовала – тут дело серьезное, но главной причиной доброжелательности к племяннице и к неожиданному визитеру были так естественно сорвавшиеся с губ слова: «любимая тетушка».

– Моя семья взяла перед вашей семьей некоторые обязательства, – начал Родион.