Он в самом деле все понял, и больше нам никогда не встретиться. Подобные этому парню не заходят в наш клуб, они выбирают совсем другие места для проведения досуга. Я стряхиваю пепел в хрустальную пепельницу. Сигарета догорает до фильтра и отправляется в общую кучу. Смотрю на город, просыпающийся под лучами восходящего солнца, запираю балконную дверь, возвращаюсь в комнату, где заворачиваюсь в теплое одеяло и постепенно проваливаюсь в неспокойный сон.

Глава 3. ХОЛОД И ПУСТОТА

Миха

Ключи, как обычно, улетели за подкладку спортивной кофты. Чертыхнувшись, я запускаю руку в карман, нашариваю пальцами приличных размеров дыру, хмурюсь в досаде, но продолжаю поиски уже там.

С тех пор, как я невольно примкнул к рядам временных пешеходов, моя жизнь реально осложнилась. Вещи первой необходимости, которые обычно валялись на приборной панели и были доступны в любое нужное время, теперь вечно теряются в моих безразмерных карманах. Некоторые намертво оседают где-то в спортивной сумке, с которой я хожу в зал, и там-то их найти уж точно нет никакой возможности.

Отыскав ключи, засовываю нужный в замочную скважину, пытаюсь повернуть, но замок не поддается. Пробую еще раз. Легкое удивление сменяется едва заметным раздражением, когда до меня доходит, что замок заперт изнутри. Я не против гостей, но когда они являются без приглашения или хотя бы уведомления о своем визите, это совсем другое дело. Не так уж сложно набрать номер моего телефона и сообщить, чтобы я не спешил домой.

Вытаскиваю ключи из скважины и дважды громко стучу кулаком по темной обивке двери, привлекая внимание нахального гостя

Гостьи.

Звонок не работает, отходят контакты. Давно нужно бы починить, но мне либо некогда, либо влом всем этим заниматься. Да и гости в последнее время здесь очень большая редкость…

Дверь распахивается, и на пороге появляется зареванная Катька, босиком, в джинсах и моей старой рубашке с подвернутыми к локтям рукавами. Бледное лицо без косметики, красные глаза и такого же цвета нос красноречиво указывают на то, что последний час она провела, обливаясь слезами. Я замираю на пару секунд. Заготовленные слова комом оседают в горле, когда мой нос улавливает едва ощутимый запах алкоголя, исходящий от сестрицы. Самые худшие предположения забираются в мою голову. Я двигаю ее обратно в прихожую и сам закрываю за собой дверь.

Катюха тащит из моих рук спортивную сумку.

— Ты чего ревешь? — с ходу интересуюсь я, не давая ей говорить первой. Стряхиваю с рук олимпийку, не глядя швыряю ее на вешалку. Вроде бы попадаю, и вещь повисает на крючке.

Катькины глаза медленно наполняются слезами.

— Эй-эй, не надо, — предупреждающе говорю я, беря сестрицу за предплечье и разворачивая к себе лицом. — Только без истерик. Давай, выкладывай, что случилось?

— Мишань, я у тебя сегодня останусь, ладно?

— А у меня есть выбор? — притворно удивляюсь, глядя на свою рубашку на Катькином худощавом теле. Отступаю к порогу, нарочито медленно стаскиваю кроссовки, давая себе время не пороть сгоряча. — Не буди во мне зверя, мелкая. Кто обидел?

Вообще, Катька не совсем мелкая, недавно справила девятнадцатый день рождения и перешла на второй курс экономического факультета. Но я мог называть ее как угодно, и мне за это почти никогда не прилетало. Я всегда был любимым старшим братом, на которого без зазрения совести можно переложить большую часть своих проблем, а потом одним лишь жалостливым взглядом заставить их разгребать. Или заявиться хорошенько навеселе после празднования дня рождения подруги, чтобы переждать, пока алкогольный угар не сменится легкой апатией, и только после этого отправиться домой. К отцу.

Иногда мне кажется, что Катюха еще даст фору своему непутевому братцу в ее годы.

— Кать? Что случилось? — возвышаю голос, мысленно увещевая себя быть терпеливее.

Она шмыгает носом.