Наедине - Юлия Амусина

В тесном пеналообразном коридорчике вижу охранника Гошу и чувствую что-то вроде запоздалого раскаяния, подпитываемого угрызениями пробудившейся совести. Подхожу ближе к недавнему сопернику и миролюбиво протягиваю ему раскрытую ладонь.

— Извини, приятель, я был неправ. Погорячился.

Тот молча бросает на меня угрюмый взгляд исподлобья. Бровь рассечена, вот почему было столько крови. Но существенного урона, если не считать расшатанного самолюбия, я ему точно не причинил, не ставил перед собой такой цели, да и кулаками махал больше для устрашения.

Гоша приподнимается и доверительно мне сообщает:

— Давай отсюда, парень. Нечего тебе тут делать.

Дружбы не получится.

Я выхожу из Клуба, отхожу на пару метров от распахнутой железной двери и набираю сестрицу, ничуть не сомневаясь в том, что она в ярости мечется по моей квартире и даже не думает отправляться спать, хотя ей завтра вроде бы к первой паре. Едва успеваю поднести трубку к уху, как слышу гневные Катькины вопли:

— Убью! Миш, убью! — совсем недавно она точно ревела. Чувствую, как непроизвольно тяжелеет в груди, пытаюсь вытеснить это искусственным раздражением, но не преуспеваю. Ощущаю себя последним в мире мерзавцем.

— Через полчасика, ладно?

— Где тебя носит? Ты, вообще, представляешь… — она осекается и переводит дух. — Я чего только не подумала за это время!

— Катюнь, все нормально.

— Нормально?! Это ты называешь нормальным? Сначала дерешься с кем-то в подъезде, бродишь весь в кровище, как новоявленный зомби, потом вовсе куда-то срываешься, еще и запираешь меня в квартире, а я, между прочим… Миш, — зовет севшим голосом, внезапно передумав отчитывать меня, как нежная мать неразумного младенца. — Где ты, а?

— Недалеко. Уже двигаю домой.

— А еще меня дитем называл!.. Ты хоть представляешь, как мне с тобой трудно?

— Представляю. Иногда ты мне об этом рассказываешь, — отзываюсь с легким смешком, пересекая абсолютно пустынную дорогу в том направлении, где, если верить рекомендации бармена из «Клуба…», расположен увеселительный вертеп гостеприимного пьяницы Борьки.

— Давай побыстрее, — вздыхает Катька, на этом мы с ней прощаемся.

Расстояние до моего дома приличное, тащиться пешком нет никакого желания, да и чревато это в свете последних событий. Я вскользь подумываю вызвать такси, но убираю телефон обратно в карман и упрямо бреду вперед. Мысли мои вновь и вновь возвращаются к Серафиме. Даже не нашему с ней странному разговору-ловушке, не всей этой развеселой кутерьме с ее предполагаемым дружком и его сворой, а именно к ней самой. Я не знаю, почему так выходит. Пытаюсь вызвать в себе злость, но не могу всерьез на нее злиться. Даже если предположить, что она сознательно дурит мне голову своими образными байками с одной ей известной целью, злиться на девчонку все равно никак не получается.

Ей нужна помощь, ясно как дважды два. Другое дело, что я — вовсе не тот, кто должен протягивать ей дружественную руку и тащить из опасного омута, хотя, похоже, меня это мало заботит. Я уже завяз по уши в этой странной истории, со скрытым мазохизмом множу неприятности, как грибы после дождя, и все мне, идиоту, кажется мало. Не чувствуется предел.

Я прикидываю, что с головой у Серафимы явные проблемы, и это вполне может быть заразно.

Перебрасывается на тех, кто оказывается в зоне контакта.

Вызывает быстрое привыкание.

Я усмехаюсь, хоть и не могу ответить самому себе на плевый вопрос о том, что именно вызывает привыкание в моем случае. Сама девица или мои ничтожные попытки понять ее жалкий чудаковатый мозг?