Неистощимая - Игорь Тарасевич (2017)

Он огляделся в темноте. Казалось, ничто не изменилось в лаборатории с того дня, когда в нее в самый разгар работы неожиданно вошли несколько военных с автоматами и предложили Цветкову немедленно из помещения лаборатории выйти и отправиться в дирекцию, даже электронный микроскоп не дали выключить, за которым Костя в тот миг сидел. В дирекции Цветкову объявили о временном прекращении всех работ, дали подписать какую-то бумагу о глобальном и тотальном его, подполковника Цветкова, обещании молчать решительно обо всем, что ему известно о Божием мире и о работе его лаборатории, и о выплате ему ежемесячной компенсации, которую действительно начали с того дня выплачивать… Да, ничего не изменилось. Даже маска, брошенная на стол, там и валялась, словно бы свидетельствуя о поспешном бегстве хозяев. Цветков положил нож рядом с маскою и моментально маску эту на себя пристроил, шагнул к шкафчику, открыл – несколько таких же масок спокойненько лежали на полках! Цветков вытащил из кармана пластиковый пакет, бросил туда маски и, теперь уже совершенно уверенный в успехе, подошел к серому промышленному холодильнику – точно такие вы видели в подсобке любого общепитовского заведения, дорогие мои – ну, когда общепитовские заведения еще существовали и обладали подсобками. Холодильник натужно и хрипло урчал, говоря о том, что охрана, выведя Цветкова, просто-напросто наскоро запечатала дверь, даже не поинтересовавшись, чем тут занимался этот краснорожий чудик и ничего – вы можете себе представить? мы, так запросто можем – ничего в лаборатории не осмотрев и ничего не предприняв, ни один прибор не отключив.

Цветков попытался открыть верхнюю левую дверцу – та не подавалась. Цветков дернул со всей своей силой, и дверца не то, чтобы открылась, а отвалилась с краканьем и треском. Почти все пространство камеры занимал чудовищный ледяной нарост. За время цветковского отсутствия никто сюда не заходил и никто, значится, и не подумал прибор размораживать. Цветков усмехнулся. Одновременно с открытием дверцы, холодильник, не выдержав давно им ожидаемого, но неожиданного в себя вторжения, утробно щелкнул и, задрожав, выключился, свет в нем погас; запахло паленым – обмотка двигателя наконец-то сгорела. Цветкова это теперь не интересовало. Тщательно проверив на себе крепление маски, он просунул руку в самую глубину камеры, вытащил, обламывая ледяные торосы, голубой примерно полметра на полметра, покрытый изморосью плоский пластмассовый кейс с металлическими накидными щеколдами, отбросил обе щеколды. Внутри кейса находился рифленый резиновый штатив, когда-то полный большими запаянными ампулами, формой похожими на патроны к крупнокалиберному пулемету. Видали когда-нибудь? А теперь только в двух ячейках стояли целые, нетронутые ампулки. На каждой ампуле цветковской рукою маркером черным было написано – «физраствор». Любой студент юрфака вам скажет, дорогие мои, что сия надпись цветковским почерком – состав преступления. Вы, конечно, уже догадались, что это был за физраствор, дорогие мои? Да, Ц-14-а3. Не все сдал Цветков накануне своей отставки. Не все! Да-с! Не все! Две оставил. И пристроил зачем-то к себе в холодильник. Цветков тихонько засмеялся своей победе. Он понимал, что теперь надо было закрепить ее еще и вербально, и он тихонько проговорил, обращаясь неведомо к кому – к ним, ко всем к ним обращаясь:

– Так-то, блин! Бллин! Так-то вот, ннна хрен! В жопу вас всех вытрахал, блин, сссуки трраханные! В жопу вытрахал, блин! Как Светку, блин! Как Светку!

И тут же, словно бы в ответ, за спиною Цветкова раздалось тихое рычание. В ужасе он оглянулся.