Скажи мне все - Камбрия Брокманн (2020)

Что-то хрустнуло и раскрылось у меня внутри. Сначала я едва заметила это. Это чувство было незнакомым и чуждым. Мне хотелось сказать матери, что Леви обманывает ее, что ей не за что просить прощения, что она ни в чем не виновата. Я хотела обнять ее и сказать, что не надо беспокоиться, но вместо этого сидела неподвижно, уткнувшись лицом в шерсть Бо и пытаясь не слышать их голосов. Я надеялась, что мать не заметит нас.

Глава 18

День Выпускника

Люди рассказывают мне разные вещи. Я усвоила этот полезный урок еще на первом курсе. Полагаю, что я достойна доверия: меня не волнуют слухи и сплетни, я не чувствую желания выдавать чьи-то тайны, чтобы привлечь внимание. Может быть, я очень хорошо скрываю свои мнения и суждения, и поэтому люди без опасений делятся со мной своими самыми потаенными мыслями. Я никогда не говорю им, что думаю на самом деле. Вероятно, им это не понравилось бы. Когда-то меня раздражали эти мысли и чувства, высказанные мне; я не хотела нести эту ношу. Но теперь это оказалось полезным. Я – хранительница секретов нашей маленькой группы.

Я на цыпочках подхожу к двери кухни и выглядываю в коридор. Джемма стоит в прихожей, ее пухлое лицо раскраснелось с мороза. Волосы, покрашенные в синий цвет, стянуты в пучок у основания затылка. Я смотрю, как она аккуратно идет дальше – настолько аккуратно, насколько позволяет ей опьянение. Спотыкается о чью-то обувь и выглядывает за угол, дабы убедиться, что дверь в комнату Халеда закрыта. Она не хочет, чтобы кто-то видел ее такой.

– Джем? – говорю я, выходя на свет. Мне нужно узнать, что случилось. Я стараюсь придать своему голосу озабоченные интонации.

Она резко вскидывает голову, застигнутая врасплох.

«Джемма и Джон». Слова Макса крутятся у меня в голове, ударяясь о череп изнутри, словно шары в боулинге.

Я не в первый раз вот так застаю Джемму. Она не помнит этого. Но я помню.

Глава 19

Первый курс

– Ладно, выбирай, в какой руке? – сказала Руби, выпрямляясь на стуле и протягивая ко мне сжатые в кулаки руки.

Мы сидели в столовой, перед нами все еще стояли пустые тарелки из-под завтрака. Был вторник, у нас обеих в этот день по утрам не было занятий. Отблески зимнего солнца проникали сквозь оконное стекло. Двадцатиградусный мороз вынуждал нас сидеть в здании. После той выходки Джона во время сессии – после его злой шутки – никаких происшествий не было. Именно это и происходит в Мэне зимой: ничего.

Сдав последний экзамен, я полетела домой, в Техас. Это стало началом моей тихой зимы. В нашем доме в стиле модерн, построенном в середине двадцатого века, царили покой и скука, по зимнему времени на улице было даже не так уж душно. Я отсутствовала всего четыре месяца, но родители за это время, казалось, постарели. После того, что случилось с Леви, время словно шло для них быстрее; казалось, радость жизни утекает из них, точно в черную дыру. Он умер много лет назад, но его смерть все еще давила на них. Оба они просыпались на рассвете, глаза их были тусклыми и усталыми. Каждое утро я вставала по будильнику, чтобы выпить кофе с отцом, перед тем как тот уедет на работу. Он спрашивал меня о Хоторне, о моих друзьях и моей учебе. Это неизменно заканчивалось его собственными воспоминаниями о колледже. Каждая история напоминала о том, какой некогда была моя мать – упорной, веселой, остроумной.

Я откинулась на спинку своего стула и возвела глаза к потолку. Руби, протянув передо мной руки, похоже, с нетерпением ждала моего выбора.

– Люди принимают решения не так, – сказала я.

– Но я принимаю решения именно так, – возразила она. – Именно так я решила заранее подать заявление в Хоторн, разве я тебе не рассказывала? Я не могла выбрать между Вермонтским университетом, Бостонским колледжем и Хоторном, поэтому просто вытащила бумажку из шапки. Решение было принято.

– Это нелепо.