Душа моя - Тамара Шатохина (2021)

После ямы со змеями случилась единственная приятная штука — прекратились астматические приступы. Вначале вообще необъяснимые, потом все больше похожие на составляющую истерического срыва… они неожиданно прекратились. Сейчас я могла психовать, плакать и даже орать… но задыхаться при этом резко перестала. И легко списала это на очередное чудо, как и выздоровление Михаила. Чудес в моей жизни теперь хватало — снились сны.

Часто приходила баба Маня и, садясь на краешек кровати, гладила меня по голове. Вздыхала:

— Потерпи… ох, девка, только не дурей.

В каждом сне она говорила чуть иначе, но одно и то же. Как будто я «дурела»! Что это вообще значило? Смысл выражения ускользал от меня или его можно было трактовать по-разному- всякому? А как было не дуреть? Где взять сил и не дуреть? Зато я не опускала руки и это уже было хорошо.

Мама пила. Я не давала ей денег, даже забрала пенсионную карту. Сама оплачивала квартиру, покупала продукты, а потом и готовила для нее, потому что купленное просто портилось и пропадало в холодильнике. Где она брала деньги на выпивку? В похожей ситуации Саша подрабатывал грузчиком… это натолкнуло на мысль проследить и оказалось, что она или побиралась или собирала по урнам в парке банки из-под пива.

Я старалась найти выход и не придумала ничего лучше, как получить судебное решение на принудительное лечение. Оно нужно было для изоляции в стационаре. Я выбрала частную клинику с высоким уровнем комфорта и хорошим лечением. Обставилась врачебными освидетельствованиями и свидетельскими показаниями соседей, окончательно став для мамы врагом… врагиней.

Ничего… — успокаивала я себя, она подлечится, придет в себя и станет мыслить разумно. Поймет, что сделала я это для ее здоровья и переживая за нее. Да я просто не видела иного выхода! А через месяц пребывания в клинике она умерла — отказало сердце.

И я не знаю — почему?! Но спасением для меня стали ночи со снами, ранее ощущавшимися уже осточертевшими и бессмысленными. Подходила ко мне совсем чужая мне, почти незнакомая женщина и гладила по волосам. А от ее рук расходилась по телу блаженная слабость, кажется, лишая меня всяких сил. Но после этого я засыпала очень крепко и уже без снов. Но это — убаюкивающее, оно всегда запоминалось — «не смотри на темное — хватит, хватит… оглянись вокруг — белое разгляди, разгляди…».

Еще когда мама была жива… случались моменты, когда я чувствовала — наступает предел. Тогда жизнь шла на автомате, я чувствовала себя зомби и будто падала куда-то… очень хотелось — в вату. Ту, которую обещал мне Михаил — в виде своей помощи и поддержки. Он даже приезжал сразу после выписки из госпиталя и перед тем, как уехать в санаторий. Говорил, что второе не обязательно и врачи просто подстраховываются. А я вот верила его врачам, потому что выглядел он теперь намного лучше: поправился, с кожи ушел желтоватый оттенок, и волосы не торчали больше ежиком, а красиво лежали блестящими ухоженными волнами. Бородку он сбрил и вообще — выглядел замечательно, хорошо выглядел. И вату эту обещал — на тот момент это было гораздо важнее его самого.

Я долго думала той ночью, пока не провалилась под утро в сон — тяжелый, тягомотный. А потом опять пришла баба Маня и гладила, уговаривала не дуреть и увидеть белое. Хрень какая-то! Почему-то я решила тогда, что пока не разберусь с этим белым, решений принимать не стоит. Хотя речь ее могла трактоваться и так: забудь все темное, что было, сумей увидеть светлое. Может, как раз в Михаиле? Но ведь светлое не значит — белое? Утром решила оставить все, как есть — до выяснения. Я же тянула, справлялась? Вот и… Потом, когда Михаил уехал, до холодного пота испугалась своего малодушия, радовалась, что вовремя пришла в себя и приняла правильное решение — я не хотела его возле себя. Не могла себе представить нас вместе. Притираться, реставрировать отношения, взять где-то силы забыть и снова поверить? Слишком трудно, не потяну.