Душа моя - Тамара Шатохина (2021)

И тут вопрос… Если внутреннее наполнение, то есть характер и соответственно поведение, навязанное им, так влияет на восприятие мужской внешности… будем считать, что только для меня, но! Какого тогда я до сих пор считаю его внешность привлекательной? Должно же было отвратить до тошноты и рвоты, а я мигом отметила все изменения в нем и то, что они явно пошли ему на пользу. Нечаянно, но отметила, пускай и без былого замирания и трепета.

Пора было на охоту, однозначно. На днях, в ближайшее же время. А еще съездить в Петропавловское к Дружаниным. Без Алёны тут, похоже, никак. А пока (на сегодняшний вечер) включу осторожность и ум, привлеку способность анализировать и условно выставлю на видном месте личные грабли. Просто до выяснения — а что это было? Потому что может быть все, что угодно.

Глава 3

— Ерунда! Ты подменяешь понятия, переворачиваешь все с ног на голову, — отрезала Алёна, внимательно выслушав меня: — Маштаков и понравился тебе потому, что соответствовал твоему идеалу. Твои вкусы и сейчас не поменялись — вот и весь секрет, что ты тут… на ровном месте? Лучше скажи — как Анжела?

— Светится, — поморщилась я, — а у меня чувство такое… бессилия. Он потихоньку забирает ее у меня — пока еще только маленький кусочек ее отношения и любви, а я не могу запретить это, уже не могу что-то изменить. Она выслушала меня, и все равно уже простила ему все только за то, что он у нее теперь есть. Понятно, что дети многого не понимают, поэтому они добрее и легко прощают. А я молча глотаю… ревную и бешусь. Хорошо, что он скоро уедет.

— Когда — скоро? — оглянулась, прислушиваясь, Алена. Аню должен был забрать из сада папа, а мальчишки спали днем второй раз и страшно было разбудить их. Мы устроились на кухне и старались говорить тихонько.

Еще когда мы с дочкой жили в этом доме, присматривая за ним, я любила сидеть вот так, глядя в огромное французское окно, которым представлялись распашные двери на террасу. А особенно здорово было делать это в тепле и уюте, как вот сейчас, когда за окном буквально беснуется поздняя осень. Настил покрыт налипшими мертвыми листьями; подвывая, рвет ветки холодный ветер; полосы дождя хлещут по озерной воде и крыше, грохоча то тише, то громче…

— Гадостно. Не люблю эту пору, все время в сон клонит, — призналась Алёна, но завороженный взгляд от окна не отвела.

— А я — ничего… если никуда не нужно идти.

— Рассказывай, — подвинула она ко мне чашку с чаем, — и пей, согревайся, а то тебя потряхивает. Понятно — не от холода…

— Да нечего особо, — тоскливо призналась я, — договорились встретиться в понедельник после того, как заберу Анжика со школы и завезу домой. Холодно… пригласил в кафе рядом с нами — «Плюшку». Там пусто, сели в дальний угол, говорили тихо и спокойно. Будто все так, все нормально, а давит что-то. Не понимаю… какое-то несоответствие. Я же все помню! А сейчас он… будто слегка заторможенный, вот как Саня Голубев. Ни явных эмоций, ни как-то выраженного отношения ко всему происходящему… и ко мне тоже. Спокойный, вежливый.

— Как-то объяснил то, что тогда…?

— Нет. Хотя я сразу пресекла все лишнее, предупредив, что у меня мало времени и обсуждать мы будем исключительно его общение с дочкой. И зря уточняла, потому что, похоже, он хотел того же.

— А ты? — отпила Алёна из своей чашки пустой чай — без сахара и каких-либо заедков. Она сильно поправилась в эту беременность — на восемнадцать килограмм. Пять из них весили мальчишки. Она пыталась и пытается вернуться в норму, но за год — два кило? И она изменилась, конечно, но я бы не сказала, что в худшую сторону или это рулило мое отношение к ней, когда человек дорог любым — полным и худым, старым и молодым, больным и здоровым? Наверное, она переживала, как переживала бы любая на ее месте — все-таки раньше выглядела феерически. Но стонов на эту тему я не слышала и правильно — со временем все наладится, куда денется?