Это ты во всем виновата! - Пол Рудник

— В общем, мне нужно, чтобы ты мне помогла сделать три вещи.

— Типа список предсмертных дел? — спросила Хеллер.

— Э-э, НЕТ, — ответила Софи, закатывая глаза, и, знаю, ужасно это говорить, но я никак не могла отделаться от мысли, что для девчонки, больной раком, Софи ужасно саркастична.

— Извините, если я звучу как соплячка, или тупица, или мегалох, — сказала она. — Но… есть вещи, которые мне просто необходимо сделать. Это вовсе не список предсмертных дел, когда реально старые люди желают там, не знаю, поехать в Париж, коснуться пирамиды Хеопса или типа того. Эти вещи мне прямо очень надо сделать, не потому, что я больна, ну или не только, потому что я больна. Так что это не список предсмертных дел — это скорее побег из тюрьмы.

Софи смотрела на меня и Хеллер, ее взгляд был открытым и серьезным, говорящим о том, что она нам доверяет. Неизлечимо больные люди не могут позволить себе тратить время впустую — они сразу переходят к сути дела. Хотя у меня было такое чувство, что и до своей болезни Софи всегда была гиперактивным и очень прямолинейным человеком.

— Что ты хочешь? — спросила Хеллер.

Софи замолчала и прислушалась, оглянувшись по сторонам, будто нас могли подслушивать государственные агенты. Потом спросила своим самым значительным голосом — так она могла бы разговаривать при даче показаний в суде:

— Вы когда-нибудь пробовали кексики «СвитКейки»?

— Ты еще спрашиваешь! — ответила Хеллер. — Конечно, пробовали. Мы же американцы, а это любимые капкейки всей Америки. Когда я сидела на наркотиках, я только ими и жила. У меня даже галлюцинации о них были. Да я бы сексом с ними занялась.

— Я съела только один «СвитКейк» за всю свою жизнь, — поделилась я. — И то совершенно случайно.

— Случайно? — удивилась Хеллер. — Тебе, что, кто-то сказал, что это новый вид просфоры? С глазурью?

— Нет, — возразила я. — Мои родители не хотят, чтобы мы употребляли обработанные пищевые продукты с огромным количеством сахара и муки, потому что это вредно для здоровья, а еще из-за них люди слетают с катушек и творят всякие ужасные вещи.

— Какие, например? — спросила Хеллер. — Улыбаются? Облизывают губы? Просят добавки?

— И как же так получилось, что ты съела только один? — спросила Софи.

— Моя сестра Калико обожает «СвитКейки», — призналась я. — Она копит карманные деньги, а потом тайком выбирается из дома, чтобы их купить, приносит в нашу комнату и прячет у себя под кроватью. Поэтому у нас и завелись мыши. Когда папа пришел проверить, в чем дело, Калико запаниковала, потому что у нее оставалась еще одна двойная пачка, так что один она запихнула в рот себе, а второй — мне.

— Ну, и разве тебе не ПОНРАВИЛОСЬ? — спросила Софи. — Разве твой рот, твои вкусовые рецепторы и вообще, все твое существо не почувствовали все это БЕЗУМСТВО вкуса?

— Ты кончила? — спросила Хеллер.

— НЕ-Е-ЕТ, ОТСТАНЬ! Из-за сахара я стала очень нервной и… Да я лучше съем несколько морковок в нашем саду или милое хрустящее яблоко!

— А-а-а, ты на домашнем обучении, что ли? — спросила Софи.

— Ага, ты угадала, — ответила Хеллер. — Софи, тебе нужно кое-что понять. Кейти паталогически скованна и эмоционально мертва, и ей на самом деле нравится носить эти гольфы — хотя, как по мне, они словно презики для ног — но вот когда дело касается сахара, Кейти паталогическая врунья.

— Я не вру! — запротестовала я. — Когда я съела тот «СвитКейк», я была в настоящем смятении, потому что к нам в спальню зашел папа, а я сидела со ртом, полным кекса, и мне пришлось его проглотить, чтобы спасти Калико. С тех самых спор «СвитКейки» ассоциируются у меня с ложью, страхом задохнуться и мышиным пометом.

— Ты просто хочешь, чтобы мы достали тебе несколько «СвитКейки»? — спросила Хеллер у Софи. — Типа сотню упаковок?