Свет мой - Наталья Чернякова

Настроения ни у кого не было: все ждали репрессий – расплаты за свои поступки. И мы, и дети. Забегая вперед, скажу, действительно, эти события подверглись детальному разбору, а затем – самым жестоким наказаниям: детей ругали по одному и в присутствии родителей, потом – всех на линейке, на классном собрании; учителей, разумеется, – на педсовете за недосмотр. Всем, как и предсказала Петрова, объявили выговор с занесением в личное дело – и участвовавшим в коллективной пьянке детям, и их нерадивым учителям.

Я видела, что Шурик переживал все эти события вместе со мной, очень сердился на ребят, так по-дурацки подставивших и себя, и учителей.

– Зачем нужно было ехать на базу? Чтобы выпить? – недоумевал Шестаков. – Но напиться можно было и дома. Многих родители уже не контролируют, а некоторым ещё и в праздники наливают шампанское или вино, а то и водку.

Глава 4

В феврале у моих пионеров-семиклассников намечался однодневный лыжный поход, посвященный Дню Советской армии и Военно-морского флота. Мероприятие мы запланировали ещё осенью на Совете дружины, и отказаться от его проведения было невозможно – дети не поймут.

Конечно, разные бывают пионерские дела: на выполнение некоторых сагитировать сложно, а от иных сам бы увильнул. Мне же после инцидента на лыжной базе совершенно не улыбалось снова наступать на те же грабли: как говорится, обжёгшись однажды на молоке, будешь дуть и на воду. Положение усугублялось тем, что с нами вызвались идти в поход великовозрастные любители лыжного спорта: Марат Хазаров, Игорь Швец, Шурик Огонёк и Дима Тарасов – весь цвет 10 а класса. Конечно, я была категорически против их участия в мероприятии. Но, боже мой, даже я – учительница с ангельским терпением уже не выносила каждодневных уговоров парней взять их с собой. Чем они только не клялись, что не обещали: сами-де не будут выпивать, ведь все поняли, осознали еще в ту, прошлую нашу поездку, и не позволят совершить такие безрассудные поступки молодому поколению – проследят, проконтролируют, проведут разъяснительную работу, голову оторвут, если что. И я сдалась.

Ребята, действительно, мне очень помогали в походе и словом, и делом. Все бы закончилось просто замечательно, если бы не снова это слово но. В общем, я растянула ногу, когда решила напоследок перед отъездом в Городок прокатиться с сопки. Надо сказать, на лыжах я стояла не очень ещё со школьных времен. Ну, не увлекали меня уроки лыжной подготовки, уж куда лучше легкая атлетика или игры в баскетбол и волейбол. Вот эта нелюбовь к лыжам и откликнулась спустя годы. Спускаясь с сопки, я не смогла сманеврировать, обойти одиночно растущий куст и ещё добавила скорости палками, в итоге – травма. Весело, однако, было лететь, чуть ли не кувыркаясь, с горы, хоть и совершенно некрутой. Ах, как стыдно! Самостоятельно передвигаться я не смогла, нога на глазах начала опухать, и наступать на нее стало невыносимо. Следом за мной с сопки спустился Шурик Огонёк.

– Как вы себя чувствуете? Очень больно? – спросил взволнованно парень.

– Больно, боюсь, не смогу идти.

Тут подъехал Игорь Швец и начал детально разбирать мой неудавшийся спуск:

– Зачем же вы еще палками добавляли скорость? Тормозить нужно было, и не ехать, откинувшись назад, а присесть немного – это обеспечило бы амортизацию на горках.

Я молчала, закрыв глаза, вступать в разговоры бесполезно и бессмысленно – все уже произошло, а на оправдания сил не было. Вдруг каким-то немыслимым образом я воспарила над землей. Открыв же глаза, увидела близко-близко лицо Шурика, его маленькую, милую родинку-точку над верхней губой. Это он, не говоря ни слова, подхватил меня на руки и понес по натоптанной снежной тропинке, а за нами потянулись и остальные. Так меня и несли по очереди Огонёк и Швец до автобуса три километра, благо, что я весила всего сорок три килограмма, а их рост и комплекция позволяли волочить на себе этот груз.