Этот молчаливый красавчик, как мне казалось, тоже далеко не из бедной семьи, но ведет себя гораздо скромнее, как настоящий человек из высшего общества, общества, которое я представляла себе, что там, в действительности, я не знаю. Он всегда был скромен, не позволял себе лишнего, был мил и действительно влюблен в Нихан. Мой же был дерзок, нагл, и смотрел на меня как на мясо, а ещё он выглядел высокомерно и этим вновь разжигал во мне неприязнь.

Дома тоже было спокойно, отца я почти не видела, так как уходила, когда он спал, а возвращалась уставшая, и попросту не обращала на него внимания, или же он не успевал возвращаться до моего прихода. Пропавшие вещи он вернул, а их оказалось даже больше, чем я думала, появилась их замена, так как старые он, вероятно, продал. У родителя появлялась новая одежда, в холодильнике еда, а он сам перестал просить у меня денег. Это настораживало, ведь до дяди Али я так и не дошла.

Однажды я устроила уборку и на трюмо в столовой обнаружила щетку для волос, которая не попадала ранее мне на глаза. Мне она не принадлежала, а уж отцу, с его короткими волосами, с лысоватым пробором она была ни к чему.

Позже, уже в его комнате, я обнаружила флакон с женской туалетной водой, наполовину использованной, так, что это не могло быть для меня, и не могло быть его, так как не припомню, чтобы от отца пахло вишней и жасмином.

Подозрения усилились, когда я стирала, а в корзине с грязным бельем нашлась гладкая, будто шелковая, фиолетовая ночная сорочка внушительных размеров, а на полке вдруг появилось новое полотенце, которое я замечала, но не придала значения.

Во мне проснулась детская ревность, я всегда боялась появления у отца новой женщины, но спустя пару минут я успокоилась, и подумала, что это к лучшему. Может, именно из-за женщины он стал меняться, нашел работу, перестал пить (или просто научился выбрасывать за собой бутылки, или пить вне зоны моей видимости), и зажил спокойной жизнью. Если это действительно так, то я буду только рада за него, нельзя же всю жизнь пытаться забыть мою мать.

Сегодня я задумчиво разглядывала пустое кафе, болтая ногами в воздухе от нечего делать. Этот неприятный тип не появлялся уже несколько дней, а если быть точнее уже пятый день, я не хотела признаваться себе в том, что считаю эти дни.

Мне стоило бы радоваться, ведь я избавилась от него, тем более что он действительно раздражал меня, но мне было обидно. Я чувствовала себя использованной вещью, будто он наигрался мною, или нашел новый вариант, и исчез.

Из кухни вышла Нихан, несяв руках две стеклянные вазочки, наполненные мороженным, на чуть подтаявшем пломбире возвышались кусочки бананов и дольки мандаринов, сверху потерт горький шоколад. Подруга села рядом на неудобный барный стул, пододвинув мне порцию.

— Кушай, Фатма уехала, мы можем отдохнуть.

— Не лучше ли будет посидеть на кухне?

— Нет, оттуда мы не увидим посетителей. Так что сиди, представляй, что мы богатые леди, которым хватает денег и времени засиживать в кафе.

Я усмехнулась и зачерпнула чуть тающую кремовую горку, подцепив шоколадную крошку, маленькой серебряной ложечкой и тут же выронила её. Ложка с противным звоном ударилась о пластиковую стойку и свалилась на пол. Нихан, вздохнув, быстро опустилась под стойку, дабы достать прибор и протереть пол, а я так и замерла.

Сердце бешено забилось, а за этим волнением последовала злость. Я тут же нахмурилась и уставилась на нежданного посетителя.

Казалось, внутри что-то трясется, а кровь закипает от раздражения. Я не хотела его видеть, тем более в тот момент, когда я действительно хотела расслабиться, когда не надеялась его лицезреть.