Небрежно бросила вещи на скамейку, не беспокоясь, что их кто-то заберет, собираясь выйти за коллегой, но дисплей телефона засветился, оповещая о звонке. Я собиралась наплевать на это, думая, что Биркан ищет меня, но поняла, что у него нет моего номера, а на экране высветилось обозначение «Отец».

Взяла в руки телефон, но ответила не сразу. Сердце сжалось, как и всегда перед тяжелыми разговорами.

Я не хотела разговаривать с ним, не хотела оправдываться, или слушать его объяснения по поводу случившегося, извинения, и так же не хотела говорить каким способом смогла добиться его зачисления в клинику.

С другой же стороны, с подлой и жестокой стороны, мне хотелось рассказать ему, как тяжело мне далось это, и как отвратительно я чувствую себя, чтобы он не наплевал на эту возможность, как он любил всегда делать, и не испортил сразу же этот мимолетный шанс.

— Алло, — произнесла я, чувствуя, что мой голос стал сиплым и жалким, будто всё время я провела за плачем.

— Прости меня, — тут же послышался голос отца, печальный, обвиняющий себя во всем голос. Следом послышались тяжелые рыдания.

От его слез сердце моё сжалось, его боль всегда больнее ощущать. В тот же мин я забыла о мысли сказать ему всё, о чем я думаю, чтобы он взял себя в руки и постарался.

— Всё хорошо, правда. Не плачь, папа, — я чувствовала, как слезы подступают к глазам, а горло сдавливает от тупой боли.

Я умоляла его успокоиться несколько минут, судорожно сдерживая желание разреветься самой.

— Я так виноват перед тобой.

— Прекрати, что было, то было, уже ничего не изменить, нужно жить тем, что есть.

— Я ведь всю жизнь тебе испортил, — продолжал плакать отец, от чего мое сердце сдавливалось всё сильнее. Как я ненавижу это состояние, когда человек расстроен, не желает никого слушать и зацикливается только на одной мысли, загоняющей его в тупик.

Еще пару минут я потратила на то, чтобы он успокоился и выслушал меня. Мне хотелось услышать и от него каких-то слов поддержки, но я их не получила, как и всегда оставаясь один на один со своими проблемами.

— Выберемся, как-нибудь да выберемся. Не первый раз ведь, — я старалась говорить как можно мягче, чтобы он не слышал ни моих слез, ни ноток глупого раздражения.

— И как же? Этот человек забрал тебя.

— Он ведь не жизнь мою забрал, — хмыкнула я. Сожалея, что отец всё больше и больше загоняет меня в угол, будто бы в своих мыслях я и так не находилась там. Мне хотелось услышать что-то хорошее, и пусть я знаю, что ничего хорошего быть не может, но поддержка никогда не вредит, с ней проще пережить что-либо. — Всё закончится, и мы пойдем дальше. Только пообещай мне. Ты сдержишься. Постараешься всё изменить, иначе всё это будет напрасно.

— Я обещаю тебе, Кадер, обещаю.

— Спасибо. Будь молодцом, помни, ради чего всё это.

— И ради чего?

Мне хотелось сказать, что ради меня, пусть было бы хоть что-то ради меня. Но сказала другое:

— Ради новой жизни.

После этой фразы я быстро попрощалась с ним, ссылаясь на то, что опаздываю на работу, не дожидаясь его ответа, сбросила вызов.

Продолжая держать себя в руках, я зашла в уборную и ещё раз умылась холодной водой, возвращаясь к реальности.

В зал вышла, когда кафе официально открылось и принимало посетителей. В моем присутствии особой нужды не было, ведь люди начнут появляться только к обеду, так я думала, но стоило мне выйти, как Тюлин схватила меня под руку и отвела в сторону.

— Спрячься на кухне, и не выходи сюда.

— Что случилось? — Испугалась я.

— Всё отлично, я нашла свою возможность выйти замуж. Тебе то это ни к чему, деньги то не главное, — девушка на последней фразе передразнила меня, вытягивая губы вперед.

— И как ты сразу поняла, что там деньги? Врожденное умение?

— Я тачку его через окна увидела, да благословит Всевышний дизайнера этого кафе, за такие большие окна, в коих видно транспорт посетителей.