Неверная - Айаан Али (2012)

Как и все, кто запрашивал статус беженца, раз в неделю я должна была проходить регистрацию в полиции. 1 сентября был моим первым четвергом в Лунтерене, так что утром я отправилась за штампом в карту. Когда я подошла к окошку, женщина-офицер посмотрела на меня и скрылась под столом, потом выпрямилась и воскликнула по-английски:

– О! Поздравляю! – В руке она держала розовую карту, а не зеленую, как у меня. Я ничего не понимала, но она пожала мне руку и сказала: – Вы можете остаться в Голландии на всю жизнь. Вам официально присвоили статус беженца, и теперь я зачитаю вам ваши права.

Я с облегчением подумала: «Благодарю тебя, Аллах, благодарю».

Офицер сказала, что статус А, который я получила, самый лучший. Как беженец со статусом А, я могла больше не проходить регистрацию, имела право работать или получать пособие по безработице, покупать и брать в аренду жилье, поступить в университет. Мне предоставлялась бесплатная медицинская помощь. А через пять лет я могла подавать прошение о натурализации и участвовать в выборах. Я даже не знала, что в Голландии есть выборы. «За что они голосуют?» – думала я. Казалось, все работает просто идеально.

– У вас есть еще вопросы? – спросила офицер.

– Да. Почему вы делаете это?

– Власти решили, что у вас есть обоснованные причины опасаться преследования. Таков закон.

Она дала мне билет на автобус до Эде, где я должна была зарегистрироваться, чтобы получить жилье. В Эде тогда было столько беженцев, что возникла очередь на социальное жилье, но я могла внести свое имя в список, а пока оставаться в Лунтерене. Офицер извинилась за это.

– И что, я действительно могу поступить в университет? – спросила я.

– Конечно, – ответила она. – Но сначала вам, разумеется, нужно выучить язык.

Я вылетела из полиции как на крыльях, разглядывая розовую карту с непонятной надписью на голландском. Теперь я навсегда могла остаться здесь, рядом с этими прекрасными людьми. Все было словно сон.

Глава 11. Суд старейшин

Поначалу я испытала невероятное облегчение. Кошмар депортации в Кению или отправки в Германию отступил. Я была в эйфории.

В Эде я ездила на автобусах по разным конторам и регистрировалась. Потом Центр помощи беженцам выделил мне подержанный велосипед. Я купила еще одну пару джинсов: больше я не носила длинные юбки.

Первым делом я решила взяться за голландский. Получив статус беженца, я могла посещать в лагере уроки, которые проводила женщина из деревни. Но одного раза в неделю мне было недостаточно. Наша учительница, добрейшая женщина, уговорила руководство настоящей языковой школы в Эде принять меня. Она сказала, что будет сама платить за мое обучение, а я буду возвращать ей эти деньги еженедельно из своего пособия. Так трижды в неделю я стала ездить на занятия по голландскому языку в колледж Мидландс. Помню, листья только начинали желтеть. Я ехала через лес, и меня переполняло чувство осмысленности происходящего. Я была абсолютно счастлива.

Письма Хавейи были полны описаний ее ссор с мамой. Она писала о растущем отчуждении между матерью и отцом и о том, что все сомалийцы в Найроби обвиняли маму, будто она подстроила мой побег. Мама отказывалась общаться с кем-либо: все знакомые и родственники были уверены, что таким образом мать хотела отомстить отцу. Они считали, что я была слишком послушной, чтобы разработать такой коварный план в одиночку. Мне было очень тяжело, когда я думала, каково сейчас приходится моей маме.

Стало холодать. Шли бесконечные дожди, фургоны раскачивались на ветру, а по утрам на них появлялась изморозь.