Неверная - Айаан Али (2012)

Это сочувствие к иммигрантам и проблемам их жизни в новой стране в итоге вылилось в систему взглядов и политику, увековечивающую жестокость. Над тысячами мусульманских женщин и детей в Голландии вершились систематические издевательства и насилие, и от этого факта было невозможно спрятаться. Маленьких детей резали прямо на кухонных столах – мне рассказывали об этом сомалийцы, которым я предоставляла переводческие услуги. Девушек, которые осмеливались сами выбирать себе парней и любовников, избивали до полусмерти, а иногда и убивали; многих же просто регулярно били. Страдания, которые пришлось пережить всем этим женщинам, невозможно передать словами. И хотя голландское государство щедро вкладывало деньги в организации, занимавшиеся оказанием международной помощи, оно также игнорировало молчаливое страдание мусульманских женщин и детей у себя на заднем дворе.

Голландский мультикультурализм – их уважение к мусульманскому образу жизни – не срабатывал. Он лишал прав многих женщин и детей. Голландия пыталась вести себя толерантно ради согласия, в котором не было смысла. Культура иммигрантов сохранялась за счет их женщин и детей, а также в ущерб интеграции в голландское общество. Многие мусульмане не учили голландский, отвергали столь ценимые голландцами толерантность и свободу личности. Они заключали браки со своими же родственниками из родных деревень и оставались жить внутри Голландии на крошечных островках Марокко или Могадишо.

Я занималась устным переводом каждый день до занятий и после занятий. Не были исключением и выходные. По ночам я переводила документы, часто – доклады о детях с подозрением на необучаемость. Трехлетний ребенок не говорит, не играет с развивающими игрушками типа кубиков и пазлов, не понимает, что такое ручка. При нем мать – как правило, молодая, необразованная, еле-еле говорящая на голландском языке. Попадались также медицинские отчеты об осмотрах избитых женщин или рекомендации социальных работников об отъеме ребенка у родителей. За слово мне платили двадцать пять центов, так что за страницу выходило семьдесят пять гульденов. Я могла с легкостью бросить учебу и до конца жизни зарабатывать приличные деньги в качестве переводчика с сомалийского языка, но подобная мысль никогда не приходила мне в голову.

Я беспокоилась о Хавейе. Пока я в Лейдене сидела над учебниками с раскрытым словарем в руке, она, казалось, разваливалась на части. Она могла быть очаровательной, но перепады в ее настроении стали гораздо более резкими, из-за чего сестра производила впечатление человека жесткого и злого, многие ее боялись.

Поначалу чувство вины, которое Хавейя испытывала из-за сделанного аборта, казалось мне естественным. Сестра сказала мне, что Аллах никогда не простит ее за то, что она даже не единожды, а дважды совершила убийство. Как-то раз мы собрались вместе погулять, и она покрыла голову платком, сказав мне: «Мне надо осторожно себя вести в этой стране. Это страна безбожников. Она превратит нас в неверующих».

Я сказала: «Хавейя, ты ведь раньше никогда не была религиозной», на что сестра мне ответила: «Это правда, но теперь мне нужно стать религиозной, иначе я могу совсем потерять свою веру».

Хавейя думала, что попадет в ад. Возможно, разница между тем, что она видела, и тем, во что она считала себя обязанной верить, была настолько велика, что она не могла этого вынести. Возможно, она не представляла, что ей делать со свободой личности. А возможно, ее поведение было реакцией на аборт. Сначала я не могла понять, что происходит; я думала, что это, должно быть, просто какая-то фаза, которая со временем пройдет.