Неверная - Айаан Али (2012)

После этого на трибуну вышел Афшин Эллиан – иранец, профессор уголовного права в Амстердамском университете. Он сразу же заявил о том, что, прежде всего, радикальные изменения нужны не только Западу, но и исламу. Его доклад вызвал много обсуждений. Большинство людей все же были на стороне тех, кто критиковал Запад, и тогда я тоже решилась высказаться.

Я протянула руку к микрофону и начала говорить:

– Вы только посмотрите, сколько вольтеров есть у Запада. Так не отказывайте и исламу в праве на своего Вольтера. Посмотрите на наших женщин, посмотрите на наши страны. Только взгляните на то, как все мы бежим сюда, в Европу, на Запад, в поисках убежища, как мы, сходя с ума, врезаемся на самолетах в здания. Дайте нам право на своего Вольтера, ведь мы действительно живем еще в темном Средневековье.

Когда я закончила, зал буквально взорвался аплодисментами. Многие из тех, кто хлопал, были мусульмане.

Но многие постоянные посетители таких дискуссий были явно недовольны как мной, так и Афшином Эллианом. Они опять начинали говорить про Аверроэса, про то, как арабы изобрели ноль и подобные вещи. И что же такого выдающегося случилось в исламском мире начиная с 1200 года? Но я больше не могла заставить себя взять в руки микрофон, поэтому мне только оставалось плотно закрыть глаза и крепко сжать губы.

Когда дебаты закончились, ко мне подошел Афшин:

– Вы сами похожи на юного Вольтера. Откуда вы приехали?

– Я из Сомали.

– Я всегда знал, что наш мусульманский народ спасет женщина!

Он был очень милым. Афшин и сам был беженцем.

Пока мы беседовали с ним, к нам подошел Крис Рутенфранс – один из редакторов «Trouw». Он представился и сразу обратился ко мне:

– Почему бы вам не написать статью в нашу газету? Вы бы могли высказать в ней все те идеи, о которых говорили сегодня.

Я ответила, что с удовольствием напишу материал, и следующие несколько дней все свои силы отдала работе над ним. Но я не могла опубликовать статью, пока не покажу ее своему начальнику в штаб-квартире партии. Спустя несколько дней я принесла черновик статьи моему непосредственному директору – Полу Калма. Он был очень недоволен и раздражен. Мы были мозговым центром партии, нам платили за то, чтобы мы думали, и он, конечно, был за свободу слова, но такие вещи, по его словам, печатать было нельзя. Даже если я подпишу статью только своим именем, не указав название института, то все равно поднимется волна возмущения.

– Ну и что? Это же правда, а от нее никуда не уйдешь.

Однако это было очень сложное время для голландской политики. Пирн Фортейн, чье имя до этих пор было никому не известно, начал стремительно взлетать на политические вершины, и его рейтинги все росли. Его идеи завоевывали все большую популярность. Он говорил о том, что Голландия уже достаточно сделала для этнических меньшинств, а они, в свою очередь, не спешат разделять ценности Голландии; о том, что в крупнейших городах мусульман скоро будет больше, чем голландцев, но они, в большинстве, так и не смогли принять права женщин и гомосексуалистов, а это – основы демократии.

Вместо того чтобы решительно бороться с принципами Фортейна, Лейбористская партия решила просто избегать этого вопроса.

Пол Калма был честным и хорошим человеком, он всячески пытался уберечь меня от потакания расистам и высказывания ультра правых взглядов. Поэтому он отредактировал мою статью так, чтобы никакие расисты не могли за нее зацепиться.

В эти дни, особенно в кругах Лейбористской партии, люди очень хорошо относились к исламу. Если мусульмане хотели мечетей, отдельных кладбищ – их создавали.

Когда мусульмане требовали своих собственных школ, голландское правительство, не видя в этом ничего плохого, продолжало финансировать строительство медресе. Но я-то знала, что в этих школах детей учат беспрекословно подчиняться и следовать мусульманским идеям и ценностям.