Неверная - Айаан Али (2012)

Бокол Сом был не единственным проповедником, который выучился в Медине или Каире, а потом пришел в нашу округу, чтобы вернуть нас к Истинной Вере. На улицах стало появляться все больше и больше молодых людей из Мусульманского Братства в белых одеждах до колен и красно-белых клетчатых платках. Их новообращенные последователи стали приносить взносы, некоторые женщины отдавали свое приданое. В 1987 году в Истли построили первую мечеть Мусульманского Братства, Бокол Сом перестал скрываться и начал читать там проповеди по пятницам, крича изо всех сил о том, что мужчины, отвергающие призыв своих жен вернуться к исламу, сгорят в аду. Богачи, тратившие деньги на земные нужды, сгорят в аду. Мусульмане, бросившие в беде своих собратьев-мусульман – палестинцев, – были не истинными мусульманами, а потому тоже сгорят в аду. Ислам был под угрозой, и его враги – евреи и американцы – будут вечно гореть в аду. И те мусульманские семьи, которые отправляли детей учиться в университеты США, Великобритании и других стран неверных, тоже будут гореть в аду. Земная жизнь недолговечна, она дана нам Аллахом как испытание. И лицемеры, которые слишком слабы, чтобы противостоять мирским соблазнам, будут гореть в аду.

У меня возникали вопросы по поводу Бокола Сома, но в семнадцать лет я почти полностью разделяла идеи Братства. В расширении влияния этого движения было несколько очевидных преимуществ. Во-первых, все меньше молодых людей привыкали жевать кат и принимать другие наркотики. Во-вторых, СПИД начал убивать людей, и многие мусульманские семьи решили, что лучшим способом уберечься от него будет воздержание, а именно к нему призывали проповедники.

В-третьих, в учреждениях Мусульманского Братства практически отсутствовала коррупция. Его медицинские и благотворительные организации были абсолютно надежными. Если кенийцы обращались в ислам, они тоже могли пользоваться их услугами – и многие из них так и поступали.

Мне очень нравились дискуссии, которые проводились в центре рядом с моей школой. В них участвовали молодые люди, недовольные уровнем обучения в медресе. Они, как и я, стремились к глубокому познанию религии, пониманию поступков и слов Пророка Мухаммеда, чтобы точнее следовать его примеру. Они тоже считали, что ислам – это не то, о чем ты просто слушаешь несколько раз в неделю и киваешь.

Группа сомалийских и пакистанских молодых людей стала проводить еженедельные исламские дебаты на английском. Это было совсем не похоже на службы в мечети, которые часто сводились к чтению текстов на арабском. Тут мои ровесники обсуждали отношения между мужчинами и женщинами, мусульманами и неверными, исламом и христианством. Разговоры были живыми и очень умными.

Аудитория в основном состояла из блестяще образованных, глубоко верующих старшеклассников и студентов, которые пришли туда по собственной воле – в отличие от медресе, куда детей заставляли ходить родители. Докладчик выступал за кафедрой. Юноши, в основном в европейской одежде, сидели впереди, а девочки в головных платках – сзади. Разделение было добровольным, а вокруг царила гармония: мы все были добрыми мусульманами, стремящимися к совершенству. Мы не просто заучивали тексты наизусть, а обсуждали их значение и то, как лучше применять их в повседневной жизни.

Все вокруг были убеждены, что коварные евреи и весь безбожный Запад организовали всемирный крестовый поход, направленный на уничтожение ислама. Мы хотели защитить ислам, принять участие в джихаде. У этого слова есть несколько смыслов. Оно может означать, что вера нуждается в материальной поддержке или что нужно стараться обращать людей в свою веру. Но может означать и насилие; жестокий джихад – это историческая константа ислама.