Дневник желаний - Алина Савельева

Пока глаза Максима наливались яростью, Оля осознала, что, кому и каким тоном только что сказала. И решила, что сейчас самое лучшее, что она может сделать, это снова сбежать. Такими темпами у неё этот вариант покидания директорского кабинета станет привычкой. И тактика, в целом, была неплохой, вот только отступала Ольга к двери не оборачиваясь, спиной, и, разумеется, споткнулась о стул. Тут уж её спасать было некому, Максим Дмитриевич не успел бы так быстро обогнуть стол. Да и зачем ему теперь это? Оля ведь высказала всё, что о нём думает. Ну, почти всё, но об остальном можно и догадаться.

Падение на филейную часть успешно состоялось. И это было даже как-то уже привычно, а вот раздавшийся в тишине «хрусть» заставил обоих участников сцены замереть. Ольга мысленно проходилась по частям своего тела и пыталась понять — болит ли у неё что-нибудь, ну, не считая отбитой при падении попы и саднивших ладоней.

— Оля, вы как? — Максим, реально занервничавший, моментально вскочил, обогнул стол, присел около нее и протянул ей руку, чтобы помочь подняться. И боялся он вовсе не её вполне возможных слёз, а разбирательств из-за травмы на рабочем месте. А так как свидетелей естественного полёта Ольги, то есть такого, к которому он, Максим, руку не прикладывал, не было, то доказать, что это просто случайность, вряд ли получится. Особенно если Оля что-нибудь ляпнет от обиды на него.

— Как обычно, — буркнула Оля, пожав плечами и проигнорировала протянутую к ней руку. Поднявшись на ноги, она стала ощупывать себя, слегка похлопывая. И, поправив перевернувшуюся юбку форменной одежды, достала из кармана сломанный карандаш. Продемонстрировав его на открытой ладошке с мелкими ссадинами, она тихо, даже как-то покорно добавила: — Вот за это я точно должна.

— Да бог с ним, с карандашом! — Максим на радостях кинулся к Ольге с объятиями, но Непруха упёрлась свободной ладонью ему в грудь, отталкивая.

— За карандаш я заплачу, так как он испортился по моей вине, — гордо вздёрнув нос, взялась за объяснения Ольга. — А вот вам придётся извиниться за свои слова.

— Вон пошла, — ответил на это Максим, и на этот раз Ольга молча отвернулась и вышла за дверь. Конечно, Максим должен был извиниться за обидные слова, но, видимо, сказались последствия эмоциональных качелей, и он просто выгнал источник раздражения со своей территории. Потом он успокоится и придумает и как извиниться перед Непрухой, и как уговорить её всё же ответить ему «да».

Тем временем Ольга спокойно спустилась на первый этаж и вошла в раздевалку. Что удивительно, по пути туда с ней ничего не случилось, и даже её коллеги были заняты и ни одного колко-едкого замечания ей не прилетело. И всё же из глаз потекли слёзы. Было ужасно обидно.

— Ну, ты чего опять сырость разводишь, девонька? — баба Клава оказалась около Оли совершенно бесшумно. Обувь у неё такая «тихая»? — Уволил, что ли, Максим-то Дмитрич?

— Не знаю, — пожала плечами Оля, осознавая, что и правда не знает — работает она тут ещё или в гневе высокое начальство её сейчас увольняет.

— Раз сразу не сказал, что увольняет, значит, обойдётся, — старушка сняла с рук ярко-жёлтые резиновые перчатки и погладила Олю по голове. — Я видела, как ты шла с гордо поднятой головой. Вот так и надо. Смотрю, дневник-то работает. Это хорошо. Ты, главное, помни, что это достижения у нас разные, а вот достоинство у всех одинаковое. Так что вытирай слёзы да принимайся за работу. За отлынивание действительно могут и уволить. А за гордость, честь и достоинство — не посмеют. У меня против этого веский аргумент есть, — баба Клава указала на довольно сильно изгрязнившуюся половую тряпку.