Дневник желаний - Алина Савельева

Максим несся, как взмыленный конь к финишу, а язык кармана издевательски трепыхался, шокируя общественность и едва и не говоря “бе-бе-бе”.

А из задетого Максимом ящика серебристым дождем посыпались ложки, вилки и разная кухонная утварь.

Шеф-повар, услышав этот веселый перезвон, грозно ощетинился и обернулся на звук, готовый устроить головомойку.

— Непруха! — по привычке прорычал он. Но, встретившись взглядом с ошалевшими глазами шефа, только всплеснул руками и жалобно простонал: — Максим Дмитрич, ну, фирменные же приборы! С гравировками! Новешенькие, муха не сидела!

— Ни слова про мух! — задушенным голосом произнес Максим Дмитриевич, наподдав красивому, ни в чем не повинному половнику пинка. — Тем более, у нас это не заржавеет! Ольга, за мной! А ты собирай свои железяки!

Шеф-повар, качая головой так скорбно, словно стоял над гробом своей любимой бабушки, кряхтя и сокрушенно цокая языком, наклонился над своим добром и принялся сгребать в кучу.

Макс, безумно вращая глазами, продолжил свой разрушительный путь, а Олечка испуганно засеменила за ним.

То, что Максим Дмитриевич был растрепан и растерзан, а по ресторану ломился с грохотом, шумом и треском, как испуганный лось в чаще леса, говорило только об одном: ее желание исполнилось. Но все ее невезение, все синяки и шишки достались другому человеку. А именно Максу.

“Бедный, — жалостливо думала Ольга, наблюдая, как рваные штаны шефа непостижимым образом запутали ему ноги и он едва не упал на всем ходу, как стреноженный конь. — У него же никакого иммунитета к неудачам!”

Постанывая от отчаяния, прыгая на связанных ногах вперед, будто участвуя в дурацком конкурсе прыжков в мешках, Максим Дмитриевич сделал последний рывок по направлению к своему кабинету, словно там ждало его спасение.

Но зацепился снова, и на голову ему с грохотом обрушилась кастрюля, натянувшись до самых губ. Вид кастрюлеголового стенающего шефа добил Ольгу, и она почувствовала что-то вроде раскаяния за свое опрометчивое желание

“Вылитый робокоп, — подумала Непруха со смесью жалости и восторга. — Блин, отменить, что ли? Я что, я привычная, выкручусь, а вот он…”

Меж тем новоявленный робокоп веселым молодым брачующимся тюленем допрыгал до дверей, кое-как нажал на ручку и ввалился в кабинет с грохотом, звоном и сдавленным воплем.

Кажется, упал.

Кастрюля, грохнувшись об пол, издала задумчивое “ба-а-ум!”, и шеф затих, даже ногами дрыгать перестал.

Сердце Непрухи рвалось на части.

С одной стороны, Максима было искренне жаль. Видеть его такого, несуразного, перепуганного и затравленного, было невыносимо. С другой стороны, принимать обратно непруху было совершенно неохота.

Олечка вспомнила сегодняшнее утро, прекрасное и совершенно беззаботное. Вспомнила, как ей понравилось работать, когда голова не болит о подстерегающих опасностях. И поняла, что отказаться от этого спокойствия просто выше ее сил.

“Да я тоже не Спаситель! — сварливо думала она, уединясь в темном уголке и отыскивая заветный блокнот. — Я тоже хочу жить, как все нормальные люди. Так что это проклятье… а пусть высшие силы разбираются, кому его влепить!”

Ручка не потекла и не отказалась писать, и на странице повидавшего виды блокнота появилась лихая запись.

“Хочу, чтобы невезение перешло с Максима Дмитриевича на кого-то другого”.

Непруха аккуратно поставила точку и с подозрением посмотрела на ручку. Та не плевалась чернилами, не разваливалась и не выстреливала пружинкой в глаз.

“Значит, не мне”, — радостно подумала Непруха, пряча блокнот в карман и высовываясь из своего убежища.

На кухне как будто тоже все было в порядке. Все работали, перекидываясь обычными фразами, помешивали, выпаривали, месили. И даже стонов поверженного шефа не было слышно.

“Пойду посмотрю, как он там,“ — забеспокоилась Ольга.

Максима, кажется, отпустило.