Дневник желаний - Алина Савельева

Но всё изменилось, когда Оля приблизилась к столику своего гостя, услышав серебристый голос златокудрой девушки из-за соседнего. Она мягко и вежливо делала заказ другой официантке, а в конце, слегка понизив голос, попросила:

— И вы не могли бы передать Максиму Громову, что в зале его ожидает невеста…

Оля ощутила, как в её руках дрогнул поднос с тарелкой супа буйабес. Она всеми возможными силами заставила себя не паниковать, а дойти до гостя и, мило улыбнувшись, на десерт ещё порекомендовать тарт татен. А уже после, когда заказ ушёл на кухню, запереться в туалете и, стиснув зубы, молча завыть.

Какая же она наивная дурёха. Никогда такой мужчина, как Максим Громов, не обратил бы на неё внимания. Чем она думала, когда соглашалась на весь этот кордебалет? А главное, почему так сильно поверила?

В груди нестерпимо жгло. Как и в глазах. Они совсем отказывались видеть происходящее, потому что мутная пелена слёз застыла на них. Оля закусила нижнюю губу почти до крови, а пальцы сами собой стали нервно перебирать по золотому ободку браслета, то гладя, то царапая холодный металл.

Внутри как будто разбили вазу со льдом. Всё, начиная от горла и заканчивая глубоко в животе, сковывало ледяной плёнкой, которая мешала дышать. И Оля хватала ртом воздух, чтобы не упасть в обморок. Была похожа на рыбу, что прибоем выбросило на сушу, и она не знает, как теперь быть, просто отчаянно трепыхает, чтобы не обезуметь от жестокости, царящей вокруг.

Если невезение и отошло, — то только ради того, чтобы так нежно, но сильно швырнуть ничего не подозревающую Ольгу прям носом в собственную никчёмность.

Как можно было поверить в то, что у них с Максимом есть хоть что-то дальше? Как можно было не догадываться, что владельцы заводов, машин и пароходов не влюбляются в неуклюжих официанток. Как?

Оля сама не знала ответа. Она просто старалась сдержаться и не закричать в голос от разочарования и боли, что поселились внутри. Намертво вгрызлись во все внутренности. Они цеплялись искорёженными своими корнями за что-то, некогда бывшее светлым и чистым, и запускали в него темноту, грязь и осклизлое ощущение безысходности.

В туалет зашёл кто-то, и Оля поспешила утереть слёзы туалетной бумагой, чтобы не сильно заметно было, что она здесь ревела. На выходе из кабинки она столкнулась с Агатой, которая тут же напустилась:

— Почему ты не в зале? Твой гость уже доедает десерт.

Оля растерялась и ещё больше расстроилась. Хотя куда ещё больше?

— Простите, мне нездоровится, — промямлила она, стараясь не глядеть на начальницу.

— Что-то ты действительно бледная. И заторможенная. Не простыла?

— Всё в порядке, — стараясь прекратить этот нелепый разговор, выдавила Ольга, уже дотронувшись ручки двери. — Голова болит просто.

Повисло неловкое молчание, и чтобы прервать эту нелепую в своей абсурдности ситуацию, Оля вышла из туалета. Заглянула в раздевалку поправить макияж, но начальница следовала по пятам и, заметив, как подчинённая хлюпает носом и замазывает покрасневшие щёки тональным кремом, предложила:

— Отправляйся домой и лечись. Не хватало, чтобы ты ещё весь коллектив заразила своей… — тут Агата осеклась, представив, как половина сотрудников слягут с ОРВИ, и, чтобы не накликать беду, закончила: — Головной болью.

Для Оли это было лучшим выходом из ситуации, чтобы не испытывать терпение начальства, она быстро переоделась и вышла через заднюю дверь из ресторана.

В лицо резко пахнуло тёплым ветром, что принёс с собой аромат почти осеннего леса с его пряным воздухом, который в это время пропитан запахом выцветших трав. Оля передёрнула плечами и, не спускаясь в метро, пошла по тротуару. Сама не зная, куда именно хочет попасть. Внутри поселилась обречённость с привкусом горькой полынной настойки. И она пропитывала всё: начиная от лёгкого платья и заканчивая мыслями, которые и без неё не были столь радужными.